– Чудеса, – вздохнула я, пытаясь понять, может
такое быть или это тоже фольклор? За исключением последнего пункта, все
остальное было более-менее ясно. Когда-то в доме произошла трагедия: убийство и
самоубийство. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы дом стал «нехорошим».
Год от года история обрастала все более фантастическими деталями, приплели
сюда, как водится, золото и привидение – дух самоубийцы, который не может
обрести покой. Само собой, золото охраняет еще один дух: отъявленного мерзавца.
Все это я попыталась донести до Женькиного сознания по дороге домой. Она на мои
слова никак не реагировала, трусила рядом с задумчивым видом.
– Ты меня слышишь? – не выдержала я.
– Слышу, слышу. Ты лучше скажи, зачем тетушка дверь
заколотила?
Я пожала плечами.
– Логично предположить, что трагедия произошла
там, – я вспомнила про зловещего вида крюк в потолке и невольно поежилась.
– Когда она произошла? Сто лет назад?
– Ну, не сто…
– Ага, чуть поменьше. А дверь заколотили недавно, ты
что, забыла?
– Может, тогда и заколотили, а соседка что-то напутала.
– Глупости не говори. ЧК до какого года
просуществовало?
– Точно не помню, где-то до середины двадцатых. Потом
было ГПУ, потом НКВД, так, кажется.
– Вот-вот, за восемьдесят лет эта комната обросла бы
паутиной. Никак не могла она столько времени заколоченной стоять. Допустим,
усохшая рука и остановившееся сердце в самом деле чепуха, то есть просто
совпадение. А вот все остальное… Ну и родня у меня! – возмущенно
воскликнула Женька. – Какой-то чекист психический, домогавшийся
собственной сестры-самоубийцы. Знаешь, Анфиса, меня это тревожит.
– Это ведь не близкая родня, – поспешила я ее
утешить.
– Тебе хорошо говорить, с твоей-то родней все в
порядке. Как думаешь, мог чекист в самом деле чего-то в доме спрятать? Я думаю,
мог. И это что-то где-то лежит….
– Сомневаюсь, но по крайней мере два человека в этом
уверены.
– Наши покупатели? – вздохнула Женька. Я кивнула,
и она продолжила: – Выходит, им известно больше, чем нам.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты в наличии сокровищ сомневаешься, а они нет. Если
они готовы заплатить за дом деньги, которых он не стоит. Отсюда я и делаю
вывод…
– Женя, что они могут знать, если хозяева ничего не
знали? А то бы давно ценности нашли. Это же ясно как божий день.
– Хозяева, может, и не знали, а вот кто-то из дружков
Яшки-Каина, к примеру, был в курсе.
– Но за сокровищами не явился, – хмыкнула я.
– Может, не было у него такой возможности. А теперь
кто-то из его наследников…
Я остановилась и посмотрела на Женьку. В одном из наших
прежних расследований нечто подобное уже было, оттого слова подруги произвели
на меня впечатление.
– Надо поскорее узнать, кто наши покупатели, –
сказала я. – Завтра поедем в город и этим займемся.
Женька в ответ на мои слова неохотно кивнула. Мы как раз
подошли к дому. Я с подозрением осмотрелась, но все выглядело так, как в момент
нашего ухода. Неизвестный адресат решил ограничиться одним посланием.
Как только мы вошли в дом, Женька сразу же направилась к
ранее заколоченной комнате, открыла дверь и стала топтаться на пороге.
– Как хочешь, Анфиса, а в подпол надо заглянуть. Что-то
в этой комнате не так…
– Хорошо, – не стала я спорить. – Давай
сходим к Сергею, возьмем фонарь, а лучше попросим его посмотреть.
– Хуже, – покачала головой Женька.
– Почему?
– Ну… – туманно ответила она.
– Ты что, думаешь, твои сокровища в подполе лежат?
Женя, это глупость.
– А я не спорю. Только с какой стати Серегу беспокоить?
– Если ты такая деликатная, лезь туда сама.
– Анфиса, так нечестно.
– Честно, честно. Ладно, – я махнула рукой. –
Полезем вместе. В шкафу я видела лампочки, надо ввернуть в патрон.
Я сходила на кухню, принесла лампочку, мы пододвинули
сундук, я на него взгромоздилась и лампочку ввернула.
– Включай, – сказала Женька. Почему-то я была
уверена, что лампочка не загорится, и вздохнула с облегчением, когда комнату
залил желтоватый свет. Я огляделась. Женька, безусловно, права, не могла
комната быть закрытой несколько десятилетий. На полу слой пыли с отпечатками
наших ног, и над окном паутина, но всего этого было маловато для нескольких
десятилетий. Я спрыгнула с сундука, подошла к люку и подняла его. Женька
продолжала стоять возле двери.
– И что? – спросила я. Она неохотно приблизилась.
– Я всегда восхищалась твоей отвагой, – сказала
она жалобно.
– Недостойное вас подхалимство, Евгения Петровна.
– Нет-нет, правда. Если бы у меня была хоть часть твоей
решимости, я бы уже давно осмотрела подвал.
Я вздохнула.
– Как думаешь, свечи в доме есть?
– Должны быть. Пойду поищу в шкафах.
Женька вышла из комнаты, оставив дверь открытой, я слышала,
как она возится на кухне, вздохнула и опасливо посмотрела вниз.
– Это обыкновенный подвал, – напомнила я себе,
спустилась по лестнице и в свете, что падал сверху, увидела над своей головой
провод и пустой патрон.
– Женя! – крикнула я. – Давай еще лампочку, здесь
электричество проведено.
Женька вернулась через минуту. Я ввинтила лампочку в патрон
и зажмурилась от яркого света. Потом огляделась. Подвал был небольшим и
совершенно пустым. Слева и справа кирпичные столбы, подпиравшие пол, впереди
окошко, заткнутое каким-то тряпьем.
– Ничего здесь нет, – сказала я с досадой. Сколько
страха натерпелась из-за ерунды. Женька сунула голову в люк, огляделась и
вздохнула. Потом полезла в подвал, что, с моей точки зрения, было совершенно
излишним, делать тут нечего.
В Женьке непостижимым образом уживались трусость и неуемное
любопытство. Второе, как правило, пересиливало. Сейчас любопытство было
помножено на корысть, и подружка вроде бы успела забыть, как совсем недавно
тряслась от страха. Прошлась до окна и обратно, принюхиваясь.
