Дальше… наверное, пол ушел у меня из-под ног на секунду, как если бы я увидел привидение.
Там стояла Алина. Рыжие волосы разбросаны по плечам, они стали такими длинными… На ней было черное, наглухо застегнутое пальто, придававшее ей строгий, почти трагичный облик. Она слабо улыбалась, но в глазах застыл легкий страх.
— Привет, — ошалело выдавил я.
Может, надо было ее обнять? Но я застыл как идиот, не в силах пошевелиться и сделать что-то. В конце концов, мы не были чужими. Но сейчас, видя ее перед собой, я чувствовал только ступор, словно она стала не вовремя ожившим сновидением.
«Эй, увидимся во снах…»
Я просто не знал, что мне в данный момент делать: с собой и с ней.
— Привет, — сказала она слегка охрипшим голосом.
В ее глазах дрожали миллионы бликов, и раньше я всегда спрашивал, можно ли их сосчитать. Я вдруг отметил ее бледность и выцветшую улыбку. А еще она повзрослела. Она стала очень красивой девушкой.
— И давно ты тут? В смысле в городе? — лишь удалось спросить мне.
— Вчера прилетела, — ответила она, продолжая смотреть на меня во все глаза. — Я хотела прийти к тебе в школу, но вдруг… увидела тебя идущим по улице в противоположном направлении и пошла следом. Ты, как всегда, очень быстро ходишь.
И она немного неестественно рассмеялась.
Алина стала какой-то другой. Между нами пролегло чуть больше полугода, но они преобразили ее не только внешне. По тому, как она говорила, смеялась, смотрела, я вдруг почувствовал, что она сломлена где-то внутри. Или же это я был другим… Кто-то из нас определенно сильно изменился, и мы больше не совпадали.
Я получил свой кофе и вспомнил, что пришел сюда из-за совсем другого человека. Взгляд плавно переместился за спину Алины. Элена откинулась на спинку стула и уже давно наблюдала за нами с непонятной усмешкой. В ее глазах вдруг появилось темное, приглушенное любопытство. Она была единственной, кто понимал, что происходит, лучше нас обоих.
— Ты — и в музее? Так чудно́, — продолжала Алина, как всегда демонстрируя свою способность говорить за двоих. — Это непохоже на тебя, Сергей. Что ты тут делаешь? Вообще, мне кажется, странно, что я на тебя наткнулась именно тогда, когда захотела найти…
Она поймала мой взор, сфокусировавшийся на Элене за ее спиной, и обернулась.
— Кто это? — вдруг спросила она и с тревогой взглянула на меня.
Вообще-то, там еще сидело двое мужчин, но каким-то чутьем, возможно, женской интуицией, она поняла, что я смотрю именно на Элену.
— Это моя… подруга. То есть друг, — сбивчиво пояснил я. — Она художница и работает тут.
Элена плавно поднялась и без лишних слов вышла из зала. Всем своим видом она сообщала, что оставляет нас вдвоем, ведь нам нужно поговорить.
Я перевел взгляд обратно на Алину. Она продолжала улыбаться немного потерянно и несмело.
— Давай сядем. Ты надолго?
— Нет, — ответила она, перекидывая волосы на левое плечо. — На неделю. Папе нужно было кое-что уладить тут по прежней работе, и я напросилась с ним. Угадай почему.
Мы взглянули друг на друга и одновременно улыбнулись — правда, не очень счастливо. Словно в этой фразе мы, вдруг так неуклюже столкнувшиеся в этом месте, наконец-то вспомнили о том, что нас связало когда-то весной.
— Как Гонконг?
— Уродский город. Одни стекляшки, куча народа, все чужое… — выпалила она, на мгновение превратившись в ту, которую я знал.
Я внимательно разглядывал ее, стараясь тем самым осмыслить ее неожиданное появление. Но больше ничего не чувствовал, только какое-то остаточное смущение.
Неужели все умерло?
О ней нельзя было сказать того же. Мне хотелось спросить ее: «Зачем ты меня искала? Зачем вообще приехала? Что ты надеялась найти? Не умеешь ты прощаться, Алина. Не ври».
— И почему ты в музее? — продолжила она расспросы.
— Я помогаю Элене.
— Это она — Элена?
— Да. Она курирует выставку, и я… болтаюсь иногда рядом. Вообще она учит меня рисовать.
— Ого, сколько поменялось-то, — пробормотала она, — и с каких пор ты учишься рисовать?
— Да с недавних. Просто… надо же что-то делать, в принципе. Почему бы не рисовать?
Ее взгляд прошелся по моему лицу и остановился на пирсинге. Рука дернулась, но я увидел, что она подавила это непроизвольное желание по привычке дотронуться до моего шрама.
— Ты закрыл его… — пробормотала она с легким разочарованием.
— Он мне никогда не нравился.
— Но он нравился мне.
Я промолчал. Кофе остыл, да мне уже и не хотелось его пить. Мы сидели, глядя в разные стороны, а между нами повисло непонятное молчание. Я заметил, что глаза Алины наполняются слезами. Хотелось утешить ее, но как можно было это сделать, не выходя за границы наших новых ролей?
— Ты плачешь?
— Немного.
— Не надо.
— Просто… — она перевела на меня свой взгляд, в котором слезы парадоксально уживались с необъяснимой лучистостью, — не так я себе все это представляла.
— А как? — Тут я почувствовал, что надо внести определенные коррективы в тот кусок реальности, который Алина упорно игнорировала. — Чего ты ожидала? Что я буду все такой же? Что буду ждать тебя, зная, что надежды на твое возвращение нет?
— Что ты. Я же не совсем дура, — вдруг спокойно сказала она. — Но я думала, тебе захочется тоже… воскресить… не знаю… то, что было. Пусть и на мгновение. Для меня это имело значение.
— Как и для меня. Но в этом больше нет смысла. Потом ты опять уедешь, а я что? Должен ждать случайных визитов?
— Да, я эгоистка, — эхом отозвалась она.
— Нет, тебя нельзя упрекнуть, только твоего отца, который властный эгоист и перевозит семью как мебель.
— Не говори о нем так, — как всегда, сказала она, правда, без особого сопротивления.
«Как же ты угасла», — хотелось сказать мне.
Из нее ушел весь свет. Что Гонконг сделал с ней?
— С девочками, знаешь ли, всегда так, — добавила она. — Мы не любим отпускать.
— Но ты там, а я здесь. И между нами километры, посольства, визы и люди, которые против нас. В их числе — твой папа. Ты должна понять.
— Я понимаю, — пробормотала она.
Краем глаза я увидел, что по коридору повалили художники. И мелькнула серая шуба Элены. Все выходили на улицу. Алина заметила это оживление, а также то, что мое лицо переменилось.
— Тебе пора?
— Да… думаю, да. Я… — я замер, глядя на нее с извинением и легкой болью, — был рад тебя увидеть. Ты стала еще красивее.