— Иногда, — уклончиво ответил я, — уже не чувствую ничего. Как будто это было несколько жизней назад.
— Но ты хотел бы ее увидеть?
— Не знаю. Может, и хотел бы. Но что потом?
— А что если бы она осталась? Что если бы она вернулась к тебе навсегда?
— Я… не знаю.
Мне не хотелось такое даже представлять. Потому что я бы тогда оказался в страшно неудобном положении и кому-то в итоге было бы больно и обидно. Скорее всего, Алине. Потому что я ее уже отпустил.
— Как ты себе представлял развитие ваших отношений?
— Никак. Я жил моментом.
— И это правильно. Но ты понимаешь, что вы были разными, — вместо ответа сказала она, — хотя сначала тебе казалось, что разница — ничто.
«Казалось?» — хотелось спросить мне, но вместо этого я согласился — правда, чуть поразмыслив. Да, я постоянно думал, что разница между мной и Алиной слишком ощутимая, но закрывал глаза… Может, Элена это имела в виду?
— В общем, так, — наконец-то ответил я. — Она была из очень благополучной семьи.
— Не только ведь это. Ты часто говорил, что у вас возникали споры по мелочам.
— Ну… я думаю, это нормально. Все люди о чем-то спорят.
— С годами такие мелочи становятся серьезным камнем преткновения. Я поняла, что твоя девушка любила брать инициативу в свои руки. Есть такой тип людей. Ей нужны были вожжи над тобой.
— Возможно, — осторожно кивнул я.
Мы уже минут пять не смотрели друг на друга, но фразы энергично перекатывались между нами, как мячик.
— Но она с тобой не справилась бы, — отрешенно пробормотала Элена. — Сначала ты сам делал бы все, что она скажет, а потом взбрыкнул бы и ушел от нее. Такой у тебя характер.
Наша беседа казалась мне все более и более странной. Что-то в ней было не так, как обычно.
То, о чем говорила Элена, могло и не быть правдой. В конце концов, она не знала Алину. И если уж на то пошло, то и я не знал так хорошо Алину, хотя думал, что мы узнали друг о друге все. Откуда такая уверенность?
— В этом ты и похож на меня, — неожиданно сделала она еще более непонятный вывод. — Здесь мы пересекаемся.
Я уже не мог смотреть на бумагу. Я недоуменно взирал на Элену, которая вернула себе самообладание и была прежней. Но что-то диссонировало между ее словами и видом. Какой-то фальшивый аккорд.
— Элена… — начал я. — У тебя кто-то был в Хельсинки? Кто-то… особенный?
Она быстро взглянула на меня и заявила с улыбкой, в которой в этот раз была только горечь:
— Это уже давно в прошлом. Просто снег навеял…
— И… кто это был? — Я не намеревался сдаваться так легко.
Элена уже не могла уйти от моего вопроса. Я пригвоздил ее к креслу взглядом и вдруг на короткую долю секунды обрел контроль над диалогом.
— Один очень упрямый человек, — лишь сообщила она, а затем резко поднялась. — Сергей… у меня через час встреча с режиссером «Спящей красавицы», ты можешь порисовать тут, если хочешь, но я не смогу уделить тебе внимание. Нам надо будет обсудить с ним детали постановки. Надеюсь, ты простишь.
— Да, я пойду лучше.
Меня молча проводили до дверей и коротко попрощались. Все это время я не мог отделаться от ощущения, что она хочет меня просто спровадить. Я вышел на улицу и разглядывал снег, который уже таял.
Я шел домой, размышляя над нашей беседой. С чего она вдруг взялась за Алину? К чему вообще была эта фраза про гипотетическое развитие отношений и то, что мною нельзя управлять и мы в этом похожи?
И внезапно меня осенило. Это символично совпало с падением здорового кома снега с ближайшего дерева прямо мне под ноги.
Она же о себе говорила! Все ее фразы были завуалированным пересказом каких-то болезненных отношений в ее жизни.
«Есть вещи, которые нельзя разлюбить…»
Я тут вообще был ни при чем. Но стал зеркалом, в котором она отражала то, что хотела сказать, причем не мне, а самой себе.
Значит, и она бывает иногда откровенна.
17
В Интернете сейчас можно найти что угодно. Люди тоннами выгружают туда информацию, и при желании можно всегда отыскать ту ниточку, потянув за которую узнаешь все, что хочешь. Я занялся шпионскими происками, чтобы выведать хоть что-то о прошлом Элены в Хельсинки.
Всегда помимо новостных заметок, статей и фотоотчетов есть форумы и социальные сети, куда люди сливают слухи и домыслы. Мне было интересно узнать все. Я плевать хотел на качество информации: в конце концов, там ведь могла быть и доля правды.
Об Элене больше писали во всяких арт-журналах. Блогеры разбирали ее картины по косточкам. Но она не была, разумеется, знаменитостью того сорта, которых папарацци караулят по углам.
Я нашел более давние снимки, где ей было двадцать три года. Тогда ее карьера вдруг стремительно взвилась, буквально в один год. Она выглядела немного иначе, носила каре.
Поиски не дали мне многого, я, скорее, просто в очередной раз собрал ее для себя по кусочкам. Но одну вещь я все-таки нашел. На каком-то финском сайте была статья о ней, в которой я не понял ни слова. Но благодаря переводчику Google я получил безобразный текст, из которого следовало, что она жила там год и была приглашена на какой-то светский прием к президенту Тарье Халонен наряду с финскими деятелями искусства. Там же имелась небольшая фотография в паршивом качестве, где Элена в длинном черном платье с открытой спиной позировала вместе с высоким мужчиной с насмешливым взглядом. О том, кто он был и как его звали, не было ни слова. Она держала его за руку. Это единственное, что говорило о каких-то близких отношениях.
Несмотря на отсутствие информации, я понял: это он, тот, о ком она говорила. «Один очень упрямый человек». Разглядеть их получше никак не получалось: в глаза сразу начинали лезть пиксели.
Стоит ли говорить, что я возненавидел этого мужчину, даже толком не зная, кто он?
18
Дэн все-таки своего добился и затащил меня на одну из вечеринок в пятницу. В этот раз я согласился без особого сопротивления, потому что мне надоело быть таким, каким я был уже много лет, то есть избегать людей, мотивируя это тем, что мы не сходимся во взглядах, или тем, что они все — придурки, а я один — умный.
«Если я такой умный, почему тогда один?» — логично напрашивался вопрос. Вряд ли от больших мозгов. Отшельничество — тоже своего рода снобизм.
— Короче, тема такая, — заговорщицки просвещал меня Дэн, — старший брат моего одноклассника может провести нас в клуб, и никто не спросит, сколько нам лет. А если ты уже там, то бухло разливают без лишних вопросов. Усекаешь?
— Это называется ранний алкоголизм.
