Элена была в своем репертуаре. Я какое-то время слушал плеск воды, потом прошел в комнату. Из-за наползших туч она выглядела непривычно темной. По привычке минуты две я посвятил картине Симберга. Сегодня мальчики и ангел показались мне чуть мрачнее обычного.
Вода в душе стихла.
— Там сильно льет? — раздался ее голос за моей спиной. — Ты как?
— Как мешок с мокрыми котятами, — проворчал я, оборачиваясь.
Элена прошла к окну, укутанная в длинное белое полотенце. Открытыми оставались красивые плечи с впадающими ключицами, по которым стекали капли воды. Мокрые волосы небрежно свисали на лоб: кажется, я впервые видел ее без идеальной укладки. Я и сам не заметил, как замер, разглядывая ее, пока она смотрела в окно.
— Сейчас принесу тебе полотенце, — сказала она и улыбнулась с привычным расположением.
Она прошла мимо, обдав запахом какого-то душистого геля или шампуня, а я проводил стекающие по ее лопаткам капли воды голодным взглядом. Бывали моменты, когда я чувствовал, что погружен в нее чрезмерно. Я впервые замечал, что мне не чужды собственнические чувства. Иногда… иногда я бы хотел обладать такой женщиной, как Элена. Я хотел, чтобы она была моей.
Она ненадолго скрылась в другой комнате и принесла мне полотенце. Все так же полураздетая. Я спросил себя, отдает ли она себе отчет, что я смотрю на нее не как на друга или учителя? До недавнего времени я гнал мысли о ней в таком ракурсе как мог. И просто считал, что она идеальная. Я искренне восхищался ею, как никем в своей жизни, но не позволял себе думать о ней иначе. Пока не увидел сегодня.
— Будешь чай или кофе? — поинтересовалась она.
— Кофе, — машинально ответил я, следя за ней в дурмане.
Меня гипнотизировала ее кожа. Хотелось коснуться ее пальцами или губами…
Внезапно Элена поймала мой остановившийся взгляд, и что-то в ее чертах резко стянулось.
— Извини за внешний вид, — нейтрально сказала она, — подождешь секунду?
— Конечно. Без проблем.
Она снова ушла в спальню и вернулась минут через десять в мужской рубашке (по-моему, даже в той, в которой я спал когда-то) и старых рваных джинсах. Мокрые волосы были небрежно зачесаны назад.
Потрясающе длинная шея.
Я вытирал голову принесенным полотенцем и тупо молчал. Было неловко. Элена некоторое время возилась у плиты, но вскоре присела напротив и спросила:
— Ну, чем живешь?
По губам опять бродила улыбка-маска.
— Тем же, — сказал я, — но работаю над тем, что ты мне сказала в прошлый раз.
Ее взор засиял, как будто в нем зажглись звезды.
— И как успехи?
— Очень медленные.
— Но я и говорила, что быстро не будет.
— А как твои дела?
— Все замечательно. Вчера поступило интересное предложение из вашего главного театра. Они ставят «Спящую красавицу» на современный лад. Мне прислали сценарий. Синопсис мне понравился. Возможно, я возьмусь за его постановку. Интересно попробовать себя в более традиционном жанре.
— Уверен, что декорации будут круче, чем пьеса.
— Не преувеличивай мои таланты, — коротко усмехнулась она.
— А вообще… как все?
Это был дурацкий вопрос, и звучал он не менее глупо. Взгляд Элены задержался на моем лице, и она спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Твою жизнь. Ты никогда не рассказываешь о себе. В смысле… про свои дела.
Она плавно положила голову на сложенные руки и спросила:
— И что же ты хочешь знать?
Ма́стерская игра в вопросы. Что я мог ответить? Твое детство? Проблемы? Какая ты на самом деле? Кто твои друзья? У тебя есть кто-нибудь? Любила ли ты?
Элена неотрывно смотрела на меня, и свет плескался в ее глазах пополам с тьмой. Кажется, она все-таки умела читать мысли, потому что поняла, к чему я клонил.
— Да, вижу, что ты имеешь в виду. Это нечестно, разумеется. Ты оказываешь мне доверие, которого я к тебе не проявляю.
— Я не формулировал это как обвинение. Это твои слова. Просто… хочу знать о тебе больше. Если это не наглость.
— Вовсе нет. Но знаешь, Сергей… — Она откинулась и подобрала под себя одну ногу. — Я — довольно заурядный человек. Хотя все думают иначе. И моя жизнь очень скучна. Я работаю, работаю и работаю. У меня много проектов. Иногда вижусь с друзьями. Периодически путешествую. Два раза в неделю хожу в бассейн, даже зимой. С удовольствием готовлю. Думаю, тебе надо как-нибудь остаться на обед. Вот и все. Это ты хотел знать?
Она непринужденно улыбнулась и посмотрела на меня таким взором, который словно говорил: «Ну и скучные же вещи тебя интересуют!». А в моем взгляде читалась другая фраза: «Какая же ты хитрая, Элена. Никогда не бываешь откровенна».
— Я больше люблю слушать.
— Как и я. Но и на меня нашелся собеседник, как видишь.
— И это здорово, — ответила она и сделала глоток.
Я понял, что больше ничего не добьюсь. И мы обсудили еще раз погоду, школу, Тори Эймос, которую я стал слушать с ее легкой руки, и предстоящую зиму. Затем начали рисовать, и она отметила, что за неделю я вырос на две головы.
— У тебя есть талант, — удовлетворенно ответила она, — талант быстро учиться. Далеко не всем удается так легко от базовых навыков перейти к более сложной технике. Посмотри на свои штрихи и линии. Они уверенные.
Я ничего не сказал. Элена всегда рисовала вместе со мной, начиная с того самого кофейника до нынешнего портрета Кейт Мосс. Она считала ее идеальной моделью. Я был равнодушен к Мосс и не находил ее особенно привлекательной. На мой взгляд, она просто принадлежала к тому универсальному внешнему типу, из которого можно сделать что угодно.
Но я и сам не заметил, как после первых двух эскизов из-под моего карандаша вдруг стали появляться совсем другие черты. Это были ровные линии бровей, чьи концы слегка опускались к переносице, придавая лицу выражение твердости и легкой властности. Высокие скулы перетекали в аккуратный подбородок и длинную шею. Плавные линии губ сами сложились в улыбку-полумаску. Последними я всегда рисовал глаза. И тут моя рука запнулась, потому что выражение ее глаз невозможно было уловить.
Элена не знала, что я рисую ее. Она набрасывала в своем альбоме Кейт, периодически что-то мне говоря про особенности портретов.
— Кстати… как твоя мама? Она не против наших встреч? — поинтересовалась она между прочим.
Я отложил альбом, прохаживаясь вдоль окна, чтобы размять затекшие ноги.
— Нормально. Считает, что ты вправила мне мозги.
Она посмеялась.
— Ты говорил, что вам непросто понимать друг друга.
