Это подействовало. Мама снова прониклась к Элене безграничной симпатией и сказала, что, вообще-то, она ей сразу понравилась. К тому же время суток располагало к прогулкам. По крайней мере, в первой половине дня шанс быть убитым чуть меньше, чем после заката солнца.
Я двигался к дому Элены чуть ли не бегом. Мои ноги истосковались по чувству дороги под ногами, куда бы она ни вела. К тому же мне пришлось меньше курить, сидя дома, и теперь я отрывался. Куря, я вместе с дымом вбирал в себя и окружающий мир.
Хотя в последнее время из-за маминых расстройств я стал подумывать, что пора завязывать.
Адрес я помнил отлично. Я пришел к ее дому почти на автомате и легко взбежал на последний этаж. В голове пронеслось, что надо было что-то купить. Может быть, пирожные или букет цветов.
«Откуда такая галантность?» — хотелось мне ехидно поинтересоваться у самого себя.
Элена открыла мне дверь и благожелательно кивнула. Я был рад увидеть ее снова. Мне хотелось просто слушать, что она говорит, или же говорить самому. Это было неважно. С Эленой мир становился больше.
— Здравствуй…
— Здравствуйте…
— У меня есть предложение, — сказала она прямо с порога. — Давай ты будешь обращаться ко мне на «ты»?
— Если у меня повернется язык…
— Я так старо выгляжу?
— Нет. Но, говоря «вы», я подчеркиваю свое уважение.
— Тогда ты подчеркнул это очень жирно. Я поняла, спасибо. На «ты»!
Она говорила об этом весело и мягко, но это был почти что приказ.
— Я старше тебя на четырнадцать лет. Но разница только в цифрах, согласен?
— Согласен…
Я прошел в знакомую комнату, где витали запахи кофе и свежего хлеба. Прямо как в то утро. Мальчики с картины Симберга продолжали свое бесконечное паломничество. Где-то под потолком играла музыка, я поднял глаза и увидел колонки. Пел нежный женский голос…
Я присел за стойку бара, а Элена тем временем разлила кофе по кружкам. В этот раз стояли еще какие-то конфеты, сыры и колбасы, масло с травами, «Филадельфия»… Обычно у меня не было такого выбора. Я мог максимум пометаться между вареньем или сырком для хлеба.
— Как закончилась выставка? — спросил я, переводя взгляд на нее.
Сегодня Элена была в бежевом пуловере и черных брюках широкого покроя. Ее лицо выглядело как в рекламе крема для омоложения. Там обычно помещают красивых тридцатилетних женщин с едва заметными морщинами вокруг глаз, и их кожа выглядит здоровее, чем у большинства девушек.
У Элены пока еще не было каких-либо возрастных признаков. Ее реальный возраст, а также безвременная душевная мудрость угадывались на каком-то необъяснимом интуитивном уровне
— О, замечательно. Я даже не ожидала, что будет такой ажиотаж, — покачала она головой с едва заметной усмешкой.
Я заметил, что она постоянно улыбалась. Иногда почти неуловимо, иногда явно, но это была улыбка-полумаска. Она не показывала ее жизнерадостного настроя: она наводила туман.
— Жанр, в котором я работаю, мягко говоря, на любителя.
— Мне кажется, что в этом плане у изобразительного искусства, как и у музыки, все равно больше шансов быть понятым.
— И почему же? — спросила она, присаживаясь напротив меня.
— Потому что музыка и живопись универсальны. Они говорят на языке, который понятен всем.
— Что же из этого делаешь ты? Пишешь, рисуешь, играешь?
Я вкратце поведал мою проблему бездарного ребенка.
— Но ты сказал, что другим нравится то, что ты пишешь.
— Ну, нравится — сильно сказано. Они отмечают читабельность.
— Ты пробовал писать для себя?
Я задумался. Она подлила себе молока, и по ее кофе начала расцветать бежевая лужа. Передо мной лежал надкушенный бутерброд и нетронутая чашка. В ее присутствии я не мог концентрироваться на чем-то кроме нее.
— Когда-то я вел дневник, — наконец припомнил я, — полтора года назад… А потом забросил. Нашел этой весной, перечитал и понял, что его писал какой-то депрессивный придурок.
Элена искренне посмеялась.
— Ну а истории? — Ее глаза вопросительно вспыхнули. — Создай свой мир из слов.
— Может быть. Не сейчас. Текстовая реальность имеет свои пределы. Ты можешь написать, как чувствуешь, но не можешь показать это буквально. Всегда остается доля недосказанности, незавершенности. Кинематограф в этом плане совершеннее. Можно продумать историю от диалогов до визуального воплощения.
Элене словно доставляло удовольствие слушать мои рассуждения. Мне они не казались особенно глубокими, и я не вполне понимал ее доброжелательный взгляд, в котором угадывался интерес к моей личности.
— Но после твоей выставки я понял, что хотел бы, наверное, рисовать… Я имею в виду в качестве основной деятельности после школы.
— Никогда не поздно начать. Это не так сложно, как может показаться. Хочешь, я дам тебе пару уроков по композиции и скетчингу? А потом можешь записаться на курсы компьютерной графики. Здесь есть неплохие…
— Здорово, — осторожно сказал я.
О таком учителе можно было только мечтать. Элена поймала эту мысль в моих глазах, и я почувствовал, как она про себя посмеивается надо мной, но совсем не злобно.
— Ты правда хотел бы стать графическим дизайнером?
— Я не очень пока знаю, кем мне надо стать.
— Я спросила, кем ты хочешь стать.
Я уловил разницу.
— Мне кажется, современная трудовая жизнь, как правило, не в том, чего ты хочешь.
— Да, но это не значит, что не надо пытаться делать то, что тебе по душе, Сергей. Понимаешь, о чем я?
Я кивнул. Все, что говорила Элена, попадало в солнечное сплетение.
— Но это может быть долгий путь, — добавила она, помолчав. — Я не сразу стала художником, хотя рисовала с трех лет. Сначала я пробовала учиться в Бостоне на финансиста, но не выдержала и бросила после первого семестра. Год болталась без дела, работала в фастфуде, пыталась сама продавать свои картины, но их никто не покупал в то время… Затем поступила на художественный. Знаешь, образование в таких сферах, как правило, формальность. Если у тебя есть талант, свой стиль, при наличии грамотных преподавателей ты только отшлифуешь технику. В противном случае из тебя ничего не выйдет.
Затем она резко перевела тему.
— Кем бы ты хотел стать?
Почему-то ей ответить на этот вопрос мне было не влом.
— Мне нравятся здания, как они устроены. Я думаю, у каждого строения есть своя философия. И здания меняют людей, а не люди — их.
— Тогда тебе надо в архитектуру.
— Чтобы туда поступить, нужно сдать математику, черчение и рисунок. Из всего этого я могу только чертить. Вот поэтому я хотел бы научиться рисовать на компьютере. Так я мог бы создавать свои здания, не сдавая математику и не боясь, что в реальности их невозможно будет воплотить.
