— Что скажешь?
— Постарайся… не ходить по вечерам один.
С этими словами он вышел.
«Что за шпионские игры?» — хотелось спросить мне. Но отвечать уже было некому.
3
С приходом осени меня снова потянуло на стройки и пустыри, что всегда было опасно: я понимал это каждую секунду пребывания в таких местах. У нас отнюдь не тихий город, а уровень преступности всегда был довольно высоким.
Но я все равно шел туда после школы. Привычки делают наш образ жизни. Они делают и нас самих.
О весне я не думал и не вспоминал. Мне не хотелось возвращаться к ней даже в мыслях. Вместо этого я сказал себе: «Будем считать, что этого времени не было в моей жизни». Я предпочел вырезать его, как кусок пленки.
Холодать стало ближе к октябрю, и туман заволок улицы. Мамин ухажер куда-то пропал. Они больше не встречались. Ее внимание переключилось на меня с двойной интенсивностью. Она спрашивала меня, как Алина: что я собираюсь делать после школы?
Буду разгружать ящики до конца жизни.
Или отправлюсь в путешествие пешком, и меня перехватят на ближайшей границе.
Я просто не знал, что можно было сказать такого, чтобы она стала довольной.
— Подумай о финансах, — настаивала мама. — Сейчас это нужнее всего. Бизнес откроешь когда-нибудь…
— А если я хочу собирать листья в парке? В мире слишком много юристов, финансистов и менеджеров. Кто-то должен делать и другую работу.
— Не могу понять суть твоего протеста. Ты же хочешь жить прилично…
— Ну да, большинство людей только и думает, как делать деньги из денег.
— Тогда доучивай английский и иди на переводчика, — всплеснула она руками. — К чему еще у тебя способности? Мне звонила недавно учительница по литературе. Она очень обеспокоена твоим сочинением про мир будущего. Что ты там написал?
— Да ничего! — вытаращился я. — Что это, вообще, за манера звонить по таким идиотским причинам?!
— Она сказала, что у тебя прекрасный язык, но очень депрессивный взгляд на жизнь. И посоветовала обратиться к психологу…
— Нормальный у меня взгляд! Почему всем вечно есть дело до того, как я вижу мир и что делаю, — рявкнул я. — Отстаньте уже.
Я вышел из дома, не забыв припечатать дверь посильнее. В подъезде задрожали стекла. Постояв под лестницей минуты две, я, как всегда, надел наушники и пошел куда-то на ночь глядя.
Внезапно навалилась глухая тоска, которую я подавлял в себе три с лишним месяца, просто стараясь об этом не размышлять. Но я всегда знал, что она внутри меня и ждет мрачной минуты, чтобы схватить за горло. Это была тоска по Алине, нашим будням, дурацким разговорам… а еще по общению с Дэном, хотя к баскетболу я охладел окончательно.
«Алина, ты знаешь, сколько раз с твоего отъезда я пересмотрел „Обливион“? Больше десяти уж точно. Один и тот же фильм. А сколько раз спрашивал себя, вернешься ли ты? А сколько раз я проклял твоего отца? Знаешь, что вообще происходит в мире, который ты оставила?»
Иногда мне хотелось написать ей злое письмо, в котором я обличил бы ее со свойственными мне цинизмом и желчью. Но понимал, что ее вины не было. Хотелось просто в ужасе закрыть лицо руками от осознания, что самое страшное, что с вами может приключиться, — это другой человек, который привяжет вас к себе.
Я прошел мимо торгового центра и двинулся к своей стройке. Шаг был быстрым и твердым.
И зачем мне туда надо? Разбежаться и сигануть вниз с крыши? Смешно. Смерть Саши сформировала непоколебимое убеждение, что я никогда не покончу жизнь самоубийством. Но в такие моменты, как этот, я вообще не знал, что с этой жизнью делать.
В ушах грохотала музыка. Я не знал, что от торгового центра за мной уже полчаса идут трое. Я даже не замечал их теней, а они, как змеи, скользили совсем рядом… И когда я почти дошел, кто-то резко схватил меня за плечи и швырнул в стену.
Наушники вылетели сразу. Вокруг меня разносились смешки пока невидимых попутчиков.
Они застигли меня в арке жилого дома. Вокруг не было ни души, и даже окна на первом этаже не горели.
Три фигуры напротив так и не обрели своих лиц.
— Здорово, Сергей, — сказал кто-то с явным весельем.
Один из типов бесшумно встал позади меня.
— Вы кто? — поинтересовался я.
— Угадай, хе-хе…
Нестройные смешки. Два ломающихся баска, но один голос взрослый, низкий.
Кажется, я начал узнавать. Это были те громилы из футбольной команды, с которыми у нас сто лет назад вышла драка. Ах, Ян. Какой предупредительный малый. Я так и знал, что все счеты сравниваются в итоге во тьме подворотен.
— Ты очень нас раздражаешь, Сергей.
— И давно.
Они придвинулись чуть ближе, и я увидел их лица. Они ухмылялись, а в глазах плясали нехорошие огоньки.
— И что будем делать? — спросил я, оставаясь спокойным. — Что-то у вас позднее зажигание какое-то.
Рассудок мне подсказывал, что троих одновременно мне не одолеть. Разве только сбежать.
— Ну, ты сообразительный… Сразу понимаешь, что так просто это оставлять нельзя.
Меня резко пнули сзади, и я упал в лужу, подняв брызги. Они заржали, но встать я не успел. Второй пинок пришелся по скуле. Затем они лупили меня ногами минуты две, пока я не успел ухватить одного за лодыжку обеими руками и потянуть изо всех сил. Он упал рядом со мной, а я вскочил и проехался по нему ботинком.
В ушах снова начинался камнепад. Кажется, сейчас я буду драться как никогда в жизни.
Андрей — кажется, это был он — без переходов дал мне по лицу кулаком.
На каждый удар должен быть ответ. Я среагировал почти мгновенно.
— Сука, по носу попал… — простонал кто-то рядом.
Я бил очень метко. Мне недоставало их физических параметров, но я компенсировал это точностью.
Последовал новый удар в живот, и мое дыхание вдруг сбилось. Они врезали по солнечному сплетению. Я скорчился, не в силах разогнуться. Все тело уже ныло, а левая часть лица была в чем-то влажном.
Да кто же третий?
Я знал только двоих, а последнего никогда не видел. Он был постарше этих болванов.
Незнакомец резко поднял мою голову за подбородок, и в темноте блеснула очередная ухмылка.
— Тебе, говорят, бровь порвали одну… Давай для симметрии и вторую тоже поправим…
Меж пальцев выстрелил раскладной нож.
— Может, не надо? — спросил Андрей.
— Да проучим просто…
Я глядел ему прямо в глаза, почти приглашая.
— Давай, — сказали губы сами.
