А иногда она говорила странные вещи.
— Ты красивый, — задумчиво произносила она, разглядывая меня затуманенным взглядом. В этот момент она была далеко от меня, хотя сидела рядом. Она смотрела на меня как во сне. — А этот шрам делает тебя еще красивее.
Я проваливался под землю. Мне никто не говорил такого. Да я и не считал себя красивым. Может, скорее, не страшным.
Ее слова были мне чужды, они никогда не выражали моей сути. Но Алина всегда видела что-то свое. Кажется, так устроены девочки.
Я узнавал о ней все больше. Вся ее жизнь, казалось, была на виду. Элитная школа, где она одна из лучших учениц, хотя не всегда в ладу с математикой. Свободно говорит по-английски, по-французски и еще сама начала учить итальянский. Обожает своих близнецов, называет их потешными и постоянно показывает фотографии, где два младенца терзают собаку или швыряются едой. Сама подбирает какие-то мелодии на синтезаторе, который остался от старшей сестры. Сестра уехала в Гонконг, потому что вышла замуж за китайского финансиста, и шлет открытки с небоскребами.
Родители достаточно свободных взглядов и не привыкли себе в чем-то отказывать. Но отец строит всю семью, от матери до сенбернара, даже находясь в командировках. Его можно увидеть чаще по телевизору, чем дома. Между ним и матерью большая разница в возрасте. Из-за его востребованности в мире науки им приходилось часто переезжать. Алина успела в детстве пожить в Париже, во Франкфурте и в Осло. В нашем непримечательном городе они остались на три года, и она страшно боялась, что придется снова уехать.
— Я привыкла, понимаешь? Нельзя вот так, брать человека и увозить. Это как выдрать дерево с корнями. Я уже пустила эти корни! — эмоционально объясняла она.
Я сделал вывод, что с отцом отношения складываются далеко не гладко. Она никогда не говорила о семейных проблемах. Но я чувствовал, что они есть и кроются именно в сильной личности главы семейства.
— Ну, я своего отца не видел, — в свою очередь поделился я. — Они с мамой расстались до моего рождения.
— И что, он никогда не объявлялся? — Ее глаза стали сразу в пол-лица.
— Нет. Где-то он определенно существует, как биологическая единица. Но я никогда не ощущал его отсутствия. Возможно, потому, что не знал разницы. Нельзя скучать по тому, чего не было.
Она недоверчиво сощурилась. Я понимал, что ей сложно такое представить. И дело даже не в отсутствии воображения. Это просто норма жизни, у каждого она своя. Я не упрекал ее в отсутствии эмпатии. Я ни в чем не мог ее упрекнуть.
Мы не виделись только по воскресеньям. Это был семейный день, и она принадлежала им. Я же по инерции шел к своим пустырям, дамбам и заброшенным зданиям, но без нее все это имело мало смысла. Я просто торчал там, в столбе сигаретного дыма, представляя, что сейчас у них дома, наверное, очень уютно и они смеются, шутят, близнецы метают еду, а собака хватает ее в воздухе…
И мне хотелось стать частью этого мира.
Но мой мир оставался таким же, хотя в нем определенно стало светлее. Мама бегала на свидания с загадочным «знакомым», а я про себя ставил ему звездочки. «Марокканской розой» так никто и не помылся. Кот спал целыми днями, делая перерывы, только чтобы пожрать. Я тыкал его в бок, пытаясь расшевелить, но в ответ получал лишь ленивый удар лапой.
Потом я завалил контрольную по алгебре, и пришлось переписывать ее вместе с Яном. При виде меня тот, как всегда, ехидно улыбнулся, но мы ограничились сухим приветствием.
Когда я застрял в каком-то месте, то вдруг получил от него пинок под партой. Осторожно подняв глаза, я увидел, что он слегка подвигает ко мне тетрадь. Учитель на нас не смотрел. Мы сидели в набитом классе, где он вел урок, и это было нормально. Все, кто сдает что-то повторно, делают это чаще всего в таких условиях.
— Ты чего? — спросил я.
— Сдувай, я решил, — одними губами ответил Ян.
Меня некоторое время раздирали принципиальность и желание списать. Последнее победило, и я скрипя зубами скатал его решение. Ян загадочно улыбнулся уголками губ. После того как мы сдали тетради, надо было его как-то поблагодарить.
Мы стояли в пустом коридоре, потому что вышли посреди урока. Вдали громыхала ведром уборщица.
— Э-э-э, спасибо, — произнес я. — Ты мне очень помог.
— Да не за что, — гладко ответил он. — Я же лучше тебя в этом шарю… Вижу, застрял человек.
— Могу помочь с сочинениями или английским.
— Серый, ну мы же не на рынке. Что я, бескорыстно не могу помочь?
Я мгновение разглядывал его развеселые глаза и эту ухмылочку. Черт его разберет, этого Яна. Он всегда был с каким-то подвохом.
— Ты сейчас домой?
— Нет, у меня тренировка через полчаса.
Огонек в его глазах полыхнул как от ветра.
— Что за тренировка?
— Баскетбол, — лаконично ответил я.
— Интересно, — пробормотал Ян. — Неожиданно как-то.
Я пожал плечами. Ничего объяснять не хотелось. Что я, всю жизнь должен избегать любой групповой деятельности?
— Я тебя видел недавно, кстати… — сказал он как бы вскользь, — в торговом центре.
— Все правильно. Люди часто видят друг друга в таких местах.
— У тебя красивая девушка. — Он обронил эти слова как пару капель воды. Все вдруг приобрело какой-то двойной смысл. — Не из нашей школы, как я понял.
— Нет.
— А из какой?
— Это неважно.
Ян лишь ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.
— Ну, вот видишь, и на тебя нашлась управа.
С этими словами он удалился, насвистывая. Я смотрел ему вслед с необъяснимой неприязнью. Что значит управа?
15
Общение с Алиной приоткрывало мне и другие истины об отношениях. В минуты, когда мы были вдвоем и я чувствовал ее сердцебиение, мне внезапно становилось страшно. Страшно от того, как сильно один человек может привязать к себе другого за каких-то три недели.
Я уже не мог представить себе жизни без нее. Вспоминая о своих отшельнических скитаниях по городу, я вдруг погружался в дикую тоску и отчаянно зарывался лицом в ее волосы, чтобы изгнать образы того времени.
Рядом с ней я назвал бы себя бесхарактерным. Я делал все, чего она хотела, потому что мне нравилось видеть ее счастливой. Она не просила о безумных вещах или о многом. Но если бы вдруг потребовала, я не смог бы сказать «нет».
И она висела на моей шее, лохматила мне волосы, а я чувствовал себя глупой влюбленной собакой, готовой побежать за ней на край света по свистку. В этом отношении противный вездесущий Ян был прав. Она меня приручила, как опытный дрессировщик, хотя все ее действия были лишены какого бы то ни было расчета.
