И этой весной я оказался действительно занят. Череда контрольных не оставляла времени на скитания по стройкам и пустырям, а баскетбол отнимал много энергии. Поэтому я вдруг перестал ловить себя на мысли, что меня беспокоит, кто я есть. А ведь раньше думал об этом постоянно. Значит, я выбрался из декабря смерти.
Однажды в раздевалке после очередной тренировки Дэн пригласил меня на какую-то вечеринку.
— Будет вся школа, — заявил он.
— Уже веский повод не ходить, — лишь хмыкнул я.
Он ухмыльнулся мне поверх майки, которую натягивал на себя.
— Но ты не можешь вечно прятаться, Сергей, — неожиданно сказал он слишком глубокую для него фразу.
Я перевел на него озадаченный взгляд, пытаясь попутно пригладить мокрые волосы. Пальцы быстро скользнули по прядям: я плохо смыл шампунь.
— Не люблю эти сборища. А они не любят меня. Все честно.
— Да там будет куча народа. Пошли. Тебя надо накидать как следует. Странно, что ты не пьешь. Я думал, ты квасишь с какими-нибудь немытыми металлистами в гаражах…
— Я курю за двоих. Это компенсирует отсутствие других вредных привычек.
— Да что ты к нему пристал? — подал голос Влад, другой верзила. — Нам не шибко хочется видеть таких как он.
Я ничего не ответил, памятуя, что с недавних пор больше ни во что не ввязываюсь.
— Я подумаю, Дэн. Спасибо.
Влад плавно передвинулся к нам и мгновение разглядывал меня с высоты своих почти двух метров с каким-то непонятным интересом. Я спокойно поднял глаза. В гляделки я играть умел. К тому же взгляд из-под моей рубцеватой брови выглядел еще более мрачным, чем раньше.
— Слышал про тебя, — медленно сказал Влад. — Ребята из твоего класса рассказали. Это правда, что ты отделал Андрея и Вову? Они у нас не слабые ребята.
— Да, — развязно ухмыльнулся я. — Дал обоим по челюсти, а потом столкнул лбами как болванки. А еще я как-то парня одного чуть до смерти не забил, и он заплевал весь снег своей кровью. Что еще ты хочешь про меня знать?
В раздевалке вдруг воцарилась особая тишина. В ней зависло ожидание и чужое нежелание вмешиваться.
По венам огненной змейкой скользнуло знакомое чувство злости. Это отразилось и в моих глазах. Влад нехотя отодвинулся, но не отводил от меня неприязненного взгляда.
— Не зарывайся, — лаконично добавил он.
— Сам не лезь, — по привычке огрызнулся я.
Ярость утихла. Дэн перевел взгляд с меня на него, а затем сказал:
— Э, да ладно вам. Какая разница, кто с кем дрался? Я вот тоже дрался недавно из-за девчонки.
Влад зыркнул на меня в последний раз и удалился.
— Короче… приходи, если что, — уже менее уверенно добавил Дэн.
Я махнул ему напоследок и вышел. Настроение испортилось.
Я шел по тротуару, периодически вляпываясь в лужи. Ветер слабо шевелил ветки с набухшими почками, а внутри как заноза застряла смесь из непонятных чувств. Хотелось вернуться и навалять этому Владу, приговаривая: «Теперь и ты можешь рассказать обо мне интересую историю!», а другая часть меня хотела почему-то очутиться в спортивном зале. И я знал, что от злости зашвырнул бы мяч в кольцо с первого раза, еще стоя в проходе, если бы вообще не снес его к чертям…
Но вместо этого я пошел вперед, пока не добрался до торгового центра. Вокруг суматошно парковались машины, играла музыка, а по пасмурному небу неслись отпущенные кем-то гелиевые шары.
Я понял, что сейчас надо извиниться перед Алиной.
11
«Прованский сад» был там же — что с ним сделается? Ноги сами несли меня. Я видел знакомую сиреневую вывеску и рекламные стенды о каких-то акциях. Но в магазине царила пустота. Я ожидал очередного столпотворения взбудораженных женщин, но у стойки кассы застыли лишь продавщицы в своих чистеньких розовых фартуках. В этот раз их осталось всего две, и одной из них была Алина.
Я посмотрел на часы. Время близилось к вечеру, скоро магазин закроется.
Алина облокотилась на стойку и с недовольным видом копошилась в коробке с конфетами. Вторая девушка смотрела на нее с грустным видом и чему-то кивала. Алина все говорила и говорила, выбирая себе конфету. Наконец ей что-то понравилось, и она закинула одну в рот. Ее щеки сердито надулись, пока она жевала, и я невольно улыбнулся, глядя на нее.
Дрожа непонятно отчего, я приблизился и застыл на пороге, а они одновременно подняли головы. Жевали уже обе.
— Здравствуйте, — спешно сказала ее напарница. — Чем мы…
Алина прожгла меня презрительным взглядом и спокойно сказала:
— Да расслабься, он не клиент.
Та вопросительно уставилась на свою коллегу.
— Алина, мне надо с тобой поговорить, — начал я, подходя ближе.
— Говори, — пожала она плечами.
— Наедине.
— Нет, так говори.
И она достала еще одну конфету. Трюфели. Вторая девушка растерянно смотрела на нас, не зная, уйти или остаться.
Хорошо, можно и так. Почему-то, когда обстоятельства были не очень экстремальные или просто паршивые, я знал, что могу горы свернуть. Я не умел пока еще жить в мирное время.
— Алина, прости, пожалуйста, за то, что не пришел тогда и потом пропал на две недели и никак не объяснился.
Она продолжала мрачно жевать, даже не глядя на меня.
— Я идиот, я знаю, — уныло произнес я. — Но ты мне очень нравишься. Ты мне сразу понравилась, как только побрызгала меня тем ужасным парфюмом. Хотя нет, даже раньше, когда сказала, что у вас широкий спектр производства, имея в виду авокадо и все дела…
Уголки ее губ слегка дрогнули, но силой воли она сохранила мрачное выражение. Вторая девушка присела чуть поодаль, глядя на нас как в телевизор.
— Ну, Алина… скажи что-нибудь, — жалобно попросил я.
Мои недавние крутость и злость улетучились в момент. Ноги были как ватные. Я заглядывал ей в лицо, надеясь, что еще не все потеряно. Глядя на нее сейчас, пожирающую в депрессии эти трюфели, я понимал, что не хотел бы ее потерять. Она вдруг стала мне очень важна.
— Ты понимаешь, — звеняще начала она, — что я прождала тебя два часа?! Я успела подумать обо всем на свете. Что ты попал по дороге в больницу. Что тебя укусила бешеная собака. Что ты заблудился. Что тебя родители не пустили. Что тебя похитили и пустили на органы. Я обо всем подумала, — она подняла на меня ясные глаза, — кроме того, что ты не хотел прийти. Это единственная мысль, которой я не могла допустить. Что ж, значит, я дура.
— Ты вовсе не дура. Просто… у меня были проблемы.
— И что за проблемы?
— С собой.
— Это разве проблемы?
