Он взял пульт дистанционного управления, включил телевизор и увидел, как кто-то в какой-то студии очень серьезно обсуждает чью-то книгу: «…она пишет очень беспристрастно и очень тщательно прорабатывает детали. Возьмем, к примеру, образ Тимоти, который…»
Пэдди снизил громкость. Но что он скажет Мэй, когда она откроет дверь? И, что еще важнее, что она ему скажет? Как она отреагирует, когда узнает, что это был он?
Пэдди О’Брайан, в чьем саду она работала каждый четверг в течение последних нескольких месяцев.
Может быть, ее рассердит то, что он не объявился раньше, тем более что они пересекались по меньшей мере несколько раз в неделю. Но их встречи всегда оказывались такими короткими. Хотя, наверное, ему нужно было сказать о своем подарке раньше.
И с ее стороны он никогда не получал ни единого намека на то, что она хоть немного им интересуется. Да, когда они встречались, она была приветлива, но так она, вероятно, ведет себя с каждым. И вот он собирается нарисоваться у ее порога и вернуть подвеску. Как-то так.
Изольда не видела в этом никакой проблемы.
– Мне было бы очень приятно, если бы кто-нибудь внезапно появился и оказался моим тайным поклонником. И, в самом деле, что может произойти плохого? Ты и впрямь допускаешь, что она бросит украшение тебе в лицо?
Пэдди попытался представить, как Мэй бросает ему в лицо подвеску, и сдался. Конечно, она этого не сделает. Она, вероятно… что? У него не было ни малейшего представления, как она поступит.
Что ж, у него был только один способ это выяснить. Пэдди допил кофе и переключил канал.
Мэй
Ребекка посмотрела в окно.
– Я бы сказала, что жара долго не продержится. – Едва она это сказала, они услышали далекие раскаты грома. – Слушай, я просто попала в точку.
Через минуту Мэй ответила:
– Кстати, хочу тебя предупредить заранее, я сама буду готовить воскресный ужин.
Ребекка добавила в кофе молоко и нахмурилась.
– Я думала, Пэм тебе с этим поможет.
– Да, она собиралась, но тут много всего произошло. Приготовься услышать подробности.
Мэй вкратце рассказала Ребекке о том, что случилось с Пэм. Когда Ребекка услышала, что сделал Джек, ее глаза сузились.
– Я же встречала его у тебя дома? Такой симпатичный парень?
– Да, и мне он всегда казался очень приятным. Немного молчаливый, но очень дружелюбный.
Ребекка отхлебнула кофе.
– Пэм на него уже заявила?
Мэй покачала головой.
– Она не хочет этого делать. – Мэй медленно размешивала кофе. – Мне кажется… она воспринимает это как предательство.
Ребекка уставилась на подругу.
– Значит, она предпочитает ждать, пока в один прекрасный день он ее не изобьет до полусмерти?
– Ну она уже ушла от него и уезжает из Килпатрика в понедельник, возвращается в Корк. А пока она остановилась у своей подруги, сейчас я там крашу стены. – Мэй рассказала про то, как Джек приходил к дому Кармел. – Пэм была перепугана, и, честно говоря, я тоже немного напряглась.
Ребекка, не веря своим ушам, продолжала смотреть на Мэй.
– И она не хочет заявить на него в полицию? Она лучше сама сбежит из города? – Ребекка подняла свою чашку. – Не могу понять такой ход мысли.
Мэй задумалась.
– Возможно, очень сложно признаться себе в том, что мужчина, которого ты любила настолько, что вышла за него замуж, мужчина, с которым ты была готова провести остаток своих дней, мог так измениться и ударить тебя. Возможно, это слишком стыдно.
Ребекка посмотрела на нее скептически.
– То есть ты предпочтешь, чтобы тебя избили?
Мэй скривила лицо в гримасе.
– Ну, если ты это так…
Внезапно небо озарилось вспышкой молнии, из-за чего на кухне на несколько секунд стало светло.
– Эй! – Ребекка усмехнулась. – Похоже, мы попали в западню. Я отвезу тебя домой, ты же не поедешь в такую погоду на велосипеде, – и уже громче добавила: – Надеюсь, бедный Брайан не слишком перепугался из-за грозы.
Из гостиной раздался терпеливый голос:
– Ма, заткнись.
И Мэй рассмеялась.
– Ты издеваешься над бедным мальчиком. Удивительно, как ему удается оставаться таким спокойным.
Ребекка слегка улыбнулась, а все ее лицо смягчилось.
– По-моему, он потрясающий, правда? – Она немного помолчала, держа свою полупустую чашку, а потом сказала: – Мэй!
– Что?
– Мне нужно тебе кое-что сказать, но тебе это не понравится. – Ребекка поставила чашку на стол и посмотрела Мэй в глаза. – Это касается почтальона.
Сердце Мэй ушло в пятки.
– А что с ним?
Ребекка застучала пальцами по столу.
– Черт побери… Меня бесит, что приходится тебе это говорить, но…
Мэй ждала.
– Слушай, я тут недавно его встретила. – Она замолчала. – И, Мэй, он был не один. Он был с женщиной. Он обнимал ее.
– О! – Мэй медленно кивнула. – Да, ясно. – Она подняла свою чашку и отпила глоток. – Понятно.
Значит, вот так. Ей следовало догадаться. Конечно, у него кто-то был, конечно, он при встречах с ней был просто приветлив, и ничего более. Она старалась отделаться от тяжелого чувства, которое внезапно навалилось на нее.
– Мэй, мне очень жаль.
Сосредоточенное лицо Ребекки выглядело почти комично. При других обстоятельствах Мэй рассмеялась бы, но сейчас ей было совсем не до смеха.
Вместо этого она состроила гримасу:
– Не глупи, у меня ничего серьезного к нему не было. Это было просто ради развлечения.
А теперь все встало на свои места, конец истории. На этот раз никто не пострадал, ничье сердце не было разбито. Мэй подвинула свою чашку поближе к видавшему виды кофейнику Ребекки.
– Плесни на дорожку.
Пока Ребекка наливала кофе, еще одна вспышка осветила кухню, но на этот раз ни одна из подруг не обратила на это внимание.
Шон
Его руки тряслись так, что бумажная чашка, которую он держал, запросто могла вывалиться из его рук, а все содержимое – расплескаться по больничному полу. Шон не мог заставить себя выпить эту бледно-коричневую жидкость, которая выдавала себя за кофе. Но ему было необходимо что-то держать в руках, чтобы помешать себе грызть ногти – два ногтя он уже сгрыз до крови, но этой боли оказалось недостаточно, чтобы он мог отвлечься.
Бернард неподвижно лежал в кровати. Его голова была перевязана, а на повязке проступали красные пятна. Нос сильно поломан. Несколько зубов выбиты. На одну щеку наложены швы. Два пальца правой руки, которой он, по-видимому, пытался защититься, сломаны. Одна трубка выходила из его носа, а другая была вставлена в левую руку.
