– Присоединяйтесь к нам. – Шон уже оттащил стул от соседнего столика. – И вы сможете тогда выпить напиток синего цвета.
Не обращая внимания на Бернарда, который начал: «Ой нет, не нужно, я просто…», Шон повернулся к пожилому мужчине:
– Пап? Повторить? – И когда отец кивнул, он подозвал проходившего мимо официанта и заказал четыре «Кюрасао» и сухой мартини.
Бернард сел за их столик, снова подумав: «Ну а что такого?» Он провел в Бостоне уже три недели, и если не считать два дня, потраченные на изучение картинной галереи и отдела уцененных товаров, то это пребывание начало ему порядком надоедать, и он уже подумывал о том, чтобы поменять обратный билет.
Вчетвером они провели в ресторане еще два часа, отец Шона ушел раньше, после того, как съел свою паэлью. Уходя, он пожал Бернарду руку, сказал, что ему было приятно с ним познакомиться, и пожелал хорошо провести время в Бостоне. Бернард очень старался говорить членораздельно, хотя его голова была занята мыслями о том, какой восхитительный аромат у лосьона после бритья, которым пользуется Шон.
Утром Бернард проснулся в одиночестве, он лежал в нижнем белье, голова его раскалывалась, мучила свирепая жажда. Он узнал бежевые стены своего гостиничного номера и попробовал воспроизвести события прошлой ночи.
Все было как в тумане. Бернард с трудом вспомнил, что пытался объяснить зятю Шона положение дел в Северной Ирландии… Кто-то упомянул группу «Ривердэнс»… Бернард рассказал им про цветочный магазин – его сестра вроде интересуется садоводством или нет? Или она любит собирать цветы?
А как он вообще попал сюда? Он приехал на такси? Это водитель что-то ему рассказывал про Камень Красноречия?
[2] Или кто-то другой?
Бернард осторожно повернул голову и увидел свои вещи, аккуратно сложенные на стуле. Он снял телефонную трубку и сделал заказ: две бутылки «перье», яйца с беконом, поджаренные ломтики ржаного хлеба и много кофе. А когда он осторожно выползал из ванной комнаты, то увидел записку, наполовину спрятанную под его рубашкой. «Надеюсь, ты не возненавидел до конца жизни напитки синего цвета. Спасибо за то, что составил нам компанию. Было весело». Записка была подписана именем Шон, еще там был указан телефонный номер. Значит, вчерашний красавчик был здесь, в этой комнате. А Бернард совсем ничего об этом не помнил.
Он заставил себя выждать три часа, в течение которых долго ел свой завтрак, принимал обжигающе горячую ванну и ходил бриться в парикмахерскую отеля, и в его случае это вовсе не было расточительством, так как руки тряслись без остановки.
Когда он наконец набрался смелости, чтобы позвонить, то услышал на том конце радостный голос Шона, который произнес следующее: «Привет, к сожалению, я не могу ответить на ваш звонок, оставьте, пожалуйста, сообщение». Бернард замешкался, так как был не готов к такому повороту. Что сказать? Может, предложить встретиться? А вдруг через автоответчик Шон намекает, что уже сожалеет об оставленном Бернарду номере?
Но потом он решил, что терять ему нечего: если Шон не перезвонит, то Бернард просто больше никогда его не увидит. Через восемнадцать дней он вернется в Килпатрик, а прошлая ночь останется лишь приятным воспоминанием.
Кроме того, Шон все-таки оставил ему свой номер.
Бернард будет говорить запросто, без утайки.
– Привет, это Бернард, мы познакомились вчера вечером в ресторане, я звоню, чтобы…
– Привет. – На другом конце сняли трубку. – Извини, я подстраховался. Столько чокнутых названивают.
Бернард улыбнулся.
– Значит, я прошел проверку?
Он услышал восхитительный смех.
– Ну пока да. Но, думаю, мне понадобится больше времени, чтобы решить наверняка. Как голова?
Вот так все и закрутилось. Они встретились, когда Шон закончил работу в «Бостон телеграф», отправились поесть пиццу в крошечный итальянский ресторанчик, потом в каком-то парке слушали джаз, а затем заглянули в душный, переполненный бар, чтобы пропустить пару кружек холодного пива. А в завершение вечера они вернулись в гостиничный номер Бернарда.
И с этого все началось.
Бернард поднялся с дивана, подошел к телефону и включил его. Зачем потворствовать какому-то больному психу, которому нравится запугивать людей? С собой он такого не позволит. Если будет еще такой звонок, он просто повесит трубку. Сегодня вечером он все расскажет Шону, и они вместе посмеются над местными идиотами.
Камеры наружного наблюдения будут установлены до конца недели. Конечно, они не защитят от оскорбительных телефонных звонков, но, с другой стороны, что ему может сделать человек, звонящий по телефону?
Бернард снял табличку с надписью «Вернусь через пять минут», отпер входную дверь и принялся ждать покупателей, которые зайдут во время обеденного перерыва.
Пэм
Она стянула с себя джемпер, почувствовав, что на футболке под мышками образовались влажные пятна. Такая жара сегодня – наверное, самый жаркий день в этом году. И то, что Пэм практически бегом пробежала расстояние в полкилометра между супермаркетом и пабом, ничуть не помогло.
На сколько она опоздала? Она перешла на шаг и взглянула на часы – без двадцати четыре, а она будет на месте через пять минут. Значит, на четверть часа, могло быть и хуже, к тому же Кармел никогда не приходит вовремя. Пэм всегда ее ждет, где бы они ни встречались.
Она порылась в кармане джинсов и достала оттуда помаду, замедлила шаг, снимая колпачок. Она уже в совершенстве освоила искусство нанесения макияжа без помощи зеркала – немного помады на нижнюю губу, затем губы плотно сомкнуть, и помада распределится более-менее правильно.
Убирая помаду обратно в карман, Пэм задумалась. «Посмотрите на меня, я крашусь тайком, как будто мне тринадцать лет. И вру о том, где встречаюсь с подругой».
Как такое могло произойти? Что случилось с Джеком? Он стал совершенно другим, и она с трудом узнавала в нем прежнего Джека. Она вспомнила, как они познакомились: он приглашал ее на танец, а она подумала, что он разговаривает не с ней, а с девушкой, стоявшей сзади, потому что с чего вдруг сам Джек Трейси, который мог заполучить любую девушку на дискотеке – да что там, который мог заполучить любую девушку в Килпатрике, – с чего вдруг он заинтересуется скучной и немолодой Пэм МакКормак?
Она тайно грезила о нем столько, сколько себя помнила. Он был на пять лет старше, восемнадцатилетний, мускулистый, с длинными темными волосами, он прохаживался по городу в выцветших джинсах и джинсовой куртке с таким видом, как будто весь город принадлежал ему, и не обращал никакого внимания на стеснительную маленькую светленькую девочку, чье тринадцатилетнее сердечко выскакивало из груди, когда он проходил мимо. Когда он одно лето работал спасателем в местном открытом бассейне, она лишь затем, чтобы быть рядом с ним целых два часа в неделю, посещала занятия по плаванию: ей было четырнадцать, ему – девятнадцать. Он дефилировал вдоль бассейна в плавках и солнцезащитных очках, а Пэм тайком посматривала на его широкую загорелую грудь, плоский живот, крепкие бедра. И на выпуклость под плавками.
