Филип
Эти ужасные громыхания заставили его проснуться. Проклятые мусорщики, среди ночи развели шум, стук и грохот. Филип был уверен, что они нарочно так громко шумят, чтобы все в округе наверняка проснулись. Вот такое у них развлечение.
В старом доме, когда вывозили мусорные баки, не было слышно ни звука, ведь дом находился в узком тупике, где грузовику было не развернуться. Поэтому по четвергам жители сами выкатывали свои мусорные баки до дороги, а уж с этого расстояния ничто не тревожило их сон посреди ночи. Тут же совсем другая история – дом стоит на самой дороге, и грузовик останавливается прямо напротив.
Филип повернулся на другой бок, зная, что заснуть уже не получится. Когда он был моложе, у него был такой крепкий сон – Эйдин была уверена, что Филип притворялся, будто не слышал, как дети плакали по ночам. А теперь его будил малейший шум, а раз проснувшись, он уже и не пытался заснуть снова.
И еще, как обычно, у него замерзли ноги. За окном середина лета – хотя по погоде так не скажешь, – а его ступни холодные как лед.
Филип тяжело вздохнул. Столько испытаний приходится переносить. Какой сегодня день недели? Когда больше не работаешь и нет необходимости заранее составлять план на неделю, так сразу и не сообразишь. Не сказать что работа на государственной службе очень вдохновляла Филипа, но ему хотя бы не приходилось заглядывать в газету, чтобы определить, какой сегодня день недели.
Потом он вспомнил: день, когда собирают мусор. Среда.
Грузовик отъехал, грохот стал тише, и Филип стал прислушиваться, чтобы разобрать, стучит ли дождь по крыше. Вчера вечером лило так сильно. Мэй после прогулки с собакой вернулась домой вся мокрая, как водяная крыса. И все потому, что вышла на улицу без капюшона и без зонта. А потом, толком не дождавшись, пока высохнут волосы, помчалась на велосипеде к Ребекке. Как будто они не наговорились по телефону. Теперь Мэй наверняка простудится и сляжет на пару дней. Повезет, если не подхватит воспаление легких.
Филип не смог услышать ни малейшего стука по крыше – наверное, ночью дождь прекратился. Но на улице все равно еще сыро.
Его смущал образ жизни дочери, эти ее разнообразные работы. Что плохого в том, чтобы, как все нормальные люди, работать на одной работе? Зачем она решила стать чернорабочей, убираться в чужих домах, красить чужие стены, выдергивать чужие сорняки и выгуливать чужих собак? Женщина не должна так жить. И разве ей могло это нравиться?
По словам Мэй, ей-то это как раз нравилось. Когда Филип только к ней переехал, то не оставил без внимания тот факт, что у нее нет нормальной работы, и задал вопрос, не собирается ли она найти работу, похожую на ту, которая была у нее, когда она работала у доктора Тейлора. Но Мэй лишь рассмеялась и заверила, что ей нравится то, чем она занимается, что сейчас она зарабатывает больше и встречается с большим количеством людей, чем тогда, когда торчала в каком-то офисе. Однако Филипу это все равно показалось нелепым.
А потом, несколько месяцев назад, Мэй сказала, что у нее появилась новая работа. Сказала, что будет в течение месяца работать по четвергам в первой половине дня у какого-то мужчины, чей сад нужно привести в порядок.
– Меня ему на день рождения подарила его сестра, – объяснила Мэй. – Она мне заплатила за четыре недели вперед. Она говорит, что он совершенно не знает, что нужно делать с садом, и ни разу к нему не прикоснулся с тех пор, как купил дом.
По мнению Филипа, то, что кто-то заплатил Мэй за то, чтобы она стала чьим-то подарком на день рождения, было просто ненормально.
– И что же он на это ответил?
– Полагаю, что он был в восторге. Я с ним еще не встречалась.
Больше к этой теме они не возвращались, и Филип уже успел все забыть, пока спустя время Мэй снова не сказала, что утром в четверг работает в саду.
Филип посмотрел на дочь.
– Ты сейчас не про тот сад, что был кому-то в виде подарка на день рождения? Ты же там уже не работаешь? Я думал, ты собиралась там работать лишь несколько недель.
Мэй кивнула.
– Вначале мы так и договорились. Но потом, когда месяц подошел к концу, он оставил мне записку, где попросил продолжить работу. Теперь он сам мне платит. – Она улыбнулась. – Изольда, его сестра, как раз на это и надеялась.
– И сколько лет этому мужчине? – Филип представил, что это мужчина в возрасте, может быть, даже вдовец, как и он сам.
Мэй подумала.
– Ему, наверное, как и мне, чуть больше тридцати. Я знаю, что Изольда младше него, а ей как раз около тридцати.
Филип нахмурился, переваривая услышанное. Значит, какой-то незнакомый молодой мужчина платит Мэй за то, чтобы она каждую неделю приходила в его дом. Филип начал задумываться, насколько это все прилично.
– Этот мужчина, он что из себя представляет?
Мэй снова улыбнулась.
– Понятия не имею, я никогда с ним не встречалась. Когда я прихожу, его нет – он на работе. Он, кажется, плотник.
У этого парня хотя бы есть ремесло. И, когда она приходит, его никогда нет дома – значит, он не замышляет ничего коварного. Хотя все это, конечно, очень странно – несколько месяцев работать на того, с кем до сих пор ни разу не встречалась. Приходить к нему домой, каждую неделю ухаживать за его садом, брать у него деньги и никогда лично с ним не встречаться.
Жаль, что Мэй ни разу не была замужем. Из нее получилась бы хорошая жена, даже несмотря на то что ее стряпня и в подметки не годилась тем кушаньям, которые готовила ее мать. Но Мэй так не повезло связаться с этим сомнительным типом, который в итоге женился на дочери Хильды. Какой позор. Филип, когда приключилась вся эта история, так переживал за Мэй.
Он смотрел, как она плакала в объятиях матери, и старался держаться на расстоянии, он совершенно не знал, что нужно говорить, а что, наоборот, не нужно. Мужчины так беспомощны в подобных ситуациях. Ну или, по крайней мере, он беспомощен. Он никогда не умел рассуждать о чувствах, всегда испытывал неловкость, когда люди проявляли свои эмоции подобным образом. Он предпочитал действовать, а не разглагольствовать. И он, не задумываясь, разобрался бы с этим парнем.
Но Эйдин не позволила ему это сделать.
– Нравится нам или нет, но он выбрал Терри, – сказала она. – И Терри – член нашей семьи. Вспомни, как Хильда всегда хорошо относилась к Мэй. Поэтому давай просто оставим это и позаботимся о Мэй.
И Филип позаботился так, как мог, выплатив первоначальный взнос за дом Мэй. Январским днем, когда Мэй переехала, он с Ребеккой, каждый на своей машине, перевезли коробки и чемоданы из квартиры, которую Мэй снимала, в новый дом.
Когда все вещи были перевезены, Филип в комнате, которую Мэй выбрала под спальню, собрал для дочери новую кровать, а Ребекка в это время разбиралась с камином в гостиной, так как предыдущие хозяева не оставили ни грамма средства для его розжига.
