Я видела аварию так же ясно, как если бы была в тот момент в салоне и наблюдала с заднего сиденья. Они мчались по темной дороге, ни машин впереди, ни машин позади, затем размытый дорожный знак справа, граница города осталась позади, и девушка за рулем исчезла. Автомобиль продолжал двигаться и без давления ее хрупкой ножки на педаль газа. Руль повернулся и без ее рук, разворачивая машину.
Сначала Оуэн даже не понял, что произошло. Он закричал: «Следи за дорогой, Лон!» Стекла были опущены, и в его ушах свистел ветер. Его ремень безопасности висел непристегнутым.
Когда он понял, что на водительском месте рядом с ним никого нет, было уже слишком поздно перепрыгивать и хвататься за руль. Слишком поздно тормозить. Он не знал, как остановить машину. Последнее, что он увидел через лобовое стекло, – приближающийся толстый ствол дерева.
Затем, необъяснимым образом, благодаря какой-то жестокой магии, девушка снова появилась, но уже не в машине, а в десяти метрах от нее.
Она вернулась в границы города, города – но ей это было неизвестно, – который не могла покинуть.
Машина ее родителей разбилась.
Ее друг – тоже.
И она понятия не имела, как это произошло.
Если бы той ночью вы ехали по Двадцать восьмому шоссе, то могли бы увидеть посреди дороги девушку, у которой был такой вид, будто она выпала из люка низко летящего самолета и только что встала на ноги после падения. Она была в состоянии шока. Она бы так и шла, не останавливаясь, так что вам бы пришлось притормозить рядом с ней, опустить стекло и крикнуть: «Вы в порядке? Вас подвезти?»
«Я снова отключилась», – ответила бы она и убежала – белая вспышка на фоне темных деревьев.
Вот как я себе это представляла.
Пит тут же понесся к своей машине и поехал на поиски брата. Аша суматошно пыталась дозвониться до Оуэна. Дэмиен плакал, как девчонка. А Ванесса забрасывала Лондон вопросами. Кэт смотрела в свой фонарик, а Кейт, которая, как оказалось, тоже была здесь, искала свою обувь. Остальные ходили с телефонами и искали связь, а мальчишка, которого я не знала, все повторял: «Этого не случилось, этого не случилось». Но это случилось, определенно случилось.
Руби с нами не было.
Я обернулась к камню, на котором она сидела. Разве она не видела, что натворила? Сожалела ли о своем поступке? Отмотает ли она время назад, чтобы все исправить, как сделала в прошлый раз? Сможет ли? Может, со мной было что-то не так, раз я верила, что она сможет?
Но только вот на камне ее больше не было. Не было ее ни на берегу, ни у костра, который потух. Она исчезла.
Мои глаза метнулись к водохранилищу. И там, в его темном центре, дрейфовало что-то, что вполне могло оказаться лодкой. Лодкой со сгорбленный фигуркой человека, который вполне мог оказаться моей сестрой.
Ее рука двигалась. На секунду я подумала, что она подавала мне сигнал.
Если в мире и был кто-то, кого я знала, то это моя сестра. Руби, которая была со мной с моего рождения. Руби, которая вырастила меня. Руби, которая хранила все мои секреты, хоть и не раскрывала мне свои. Руби, чей купальник я тогда надела, чтобы быть похожей на нее больше, чем когда-либо.
Баланс, говорила она мне. Все дело было в балансе.
Иногда вы смотрите на человека, и если вы знаете его хорошо, по-настоящему знаете, вы уверены, что догадаетесь, что он будет делать еще до того, как он это сделает. Вы можете не понимать почему, можете никогда этого не понять, но вам и не нужно знать ответы на вопросы «как?» и «зачем?». Иногда нужно просто остановить его.
Я нырнула. Я плыла, чего Руби просила меня не делать. Плыла так быстро, что потеряла из виду берег. Если бы вы смотрели на меня снизу, с затопленных улочек, то увидели бы неясные очертания белого бикини моей сестры – его легко было бы заметить на фоне ночной темноты.
Руби говорила, что я никогда не утону, что я просто не могу утонуть, потому что мое тело устроено иначе. Суньте меня в воду – и я выйду с плавниками вместо ног. В моих легких вода превращается в воздух. Это была одна из ее историй, которую все мы слышали сотню раз.
Другая история была про Олив, один из девяти городов, затопленных при создании этого водохранилища. Что заставило людей остаться, не променяв его на какой-нибудь другой городок? Что связывало с ним этих двух девочек из еще одной ее истории и что заставило их остаться? Она так никогда и не объяснила мне.
После того как прозвучал гудок парового свистка, девушки встали, расправили плечи, закрыли глаза, а когда шлюзы подняли и в город ворвалась вода, они подготовились к ее ударной силе и позволили стене воды смыть себя. Так оно было? По крайней мере, я себе это представляла именно так. А потом, после, задумывались ли они когда-нибудь, что теперь здесь, наверху, хотели выбраться на поверхность? Мне никогда не суждено узнать.
Однако я точно знала одно: нужно продолжать плыть.
Когда я наконец доплыла до нее, она заглянула мне в глаза, которые были почти как у нее, но лишь вполовину такими зелеными, открыла рот и произнесла:
– Я буду сильно скучать по тебе, Хло.
23
Они спрашивали
Они спрашивали, почему она сделала то, что сделала. Но когда я отвечала им, они отказывались мне верить.
Жители города просто продолжали спрашивать, снова и снова, в течение еще многих недель: что случилось? как она попала в эту лодку? как оказалась под водой? Они так и не нашли тело; они так и не выяснили причину. Никто не слышал меня, когда я говорила им о руках, которые схватили ее за лодыжки и утянули вниз.
Никто мне не верил.
Я думаю, они никогда и не поверят. Никто в городе не принимал всерьез рассказы об Олив, о давно погибших людях, по-прежнему живущих на его затопленных улицах. Они никогда не слышали свист и не чувствовали, как за их ногами следят глаза. Кладбище на холме было похоже на любое другое кладбище. Осколки старых чайников, которые иногда выбрасывало на берег после шторма, были обычным старым мусором, а не какими-то ценными артефактами или антиквариатом.
Так что когда я рассказала всем о том, что с ней произошло, – ее друзьям и своим друзьям, которые избегали встречаться со мной взглядом, Джоне, который вскоре уехал из города; Питу, который сорвал со стены ее фотографию за то, что она сделал с его братом, но потом, втайне от всех, повесил ее обратно; ее бывшим; ее обожателям; парням с автозаправочной станции; девушкам, которые обеспечивали ее солнечными очками; нашей маме в баре; нашему почтальону, с которым встретилась на углу; полицейским, репортерам, бездомному, который лаял, как собака, – все они отказались поверить мне.
Они просто забыли, кем она была.
А она была фантастическим созданием, которое мы никогда не сможем объяснить. Она была лучше и смелее любого из нас. Она была такой, которая вдохновила рисовать фрески и строить мосты. Она была достойной нашей любви.
