– Думаю, сегодня я буду спать у себя.
Всю неделю мы спали на огромной кровати в ее комнате, развалившись на высоком матрасе, как принцессы, если у принцесс бывает перегрев: в доме не было кондиционера, и нам приходилось включать вентиляторы. Из-за того, что мы спали в той комнате, ворота оставались на своем месте, а Джона ночевал на первом этаже.
Руби подняла на меня глаза и ответила:
– Ладно, как хочешь. Я купила тебе вишневый. И еще взяла с тропическими фруктами. Фруктовый лед, в смысле.
– Спасибо.
Я отвернулась. Свист больше не было слышно, но запах Олив я ощущала по-прежнему. Он был в доме, в воздухе, поднимался до верхнего этажа, смешиваясь с удушливой летней жарой.
– Ты уверена, что ничего не случилось, Хло? – окликнула меня Руби. – Ничего, о чем мне стоило бы знать?
– Ничего, правда, – отозвалась я.
– Я же все выясню, ты знаешь… если что-то случилось.
Я продолжила подниматься, зная, что так оно и будет. В конце концов, это же Руби. Она вскрывала нас и видела то, что хотела увидеть. В этом городке она была единственной, кто мог считать, что ей дозволено иметь секреты. Все принадлежало ей. И я – больше всего.
16
Я проснулась
Я проснулась после полуночи от телефона, который, казалось, звонил уж довольно давно.
Это был не мой телефон. Я отодвинула дверь и выглянула в коридор. Телефон был где-то близко, его жалобный звонок эхом отскакивал от незаконченных стен и потолка с торчащими проводами. Дверь в комнату Руби в конце коридора была закрыта, и телефонный шнур тянулся по ступенькам лестницы, через ворота, мимо моей двери, мимо двери в ванную и мимо встроенного шкафа, у которого вообще не было двери, и заканчивался в каких-то дюймах от ее спальни. Это был кухонный телефон, такой древний, что даже не был беспроводным, и этим все сказано.
Он звонил и звонил. Даже если Руби была у себя, она не собиралась выходить и отвечать на звонок.
Наверное, я еще не отошла ото сна, только этим можно объяснить, почему я подняла трубку и сказала:
– Алло?
Кто-то вздохнул, и голос произнес:
– Наконец-то. Можно было и побыстрее.
– Простите? – Наверное, человек на том конце провода подумал, что я Руби; немногие могли различить наши голоса, до сих пор.
– Тебе нужно установить голосовую почту. Или автоответчик. Или типа того.
– Кто это?
Снова вздох. А потом голос пробубнил:
– Я, э-э-э… люблю тебя.
Потом раздался щелчок – этот кто-то повесил трубку.
Это было начало.
Исполнялись и другие указы, которые Руби написала на наполненных гелием воздушных шариках, иногда даже по нескольку раз, как будто шарик приземлялся в одном месте и его сразу же уносило ветром в другое. К середине дня у нас в холодильнике стояли два огромных противня с лазаньей, накрытых фольгой, хотя сейчас было слишком жарко, чтобы пользоваться духовкой, но моя сестра сказала, что у нее пропало настроение есть лазанью и что ей действительно нужно было попросить – так это домашний торт.
Воздушные шарики отвечали ей, один за другим, но Руби, казалось, этому даже не удивлялась. В ее вселенной – которая простиралась в пределах нечетких, но обширных границ нашего городка, поднималась в горы и опускалась в самую низкую точку долины, погружалась в водохранилище и прыгала по порогам Эзопуса в другие маленькие городки, похожие на наш, – она просто попросила то, что хотела, и все, кто здесь жил, старались выполнить ее просьбу. Словно это был их долг.
Ближе к концу дня я нашла на ступеньках крыльца сложенное платье – белое, с дырочками, открывавшими кожу – и отнесла его на наш этаж.
Я нашла сестру перед зеркалом, в странной позе. Она нашла седой волос и вытягивала его к свету, чтобы получше рассмотреть.
– По-моему, это тебе, – сказала я, положив платье на кровать. – Карточки нет.
Руби посмотрела на платье.
– Классное, – рассеянно произнесла она. – Но, по-моему, в темноте оно будет смотреться лучше.
Сестра снова повернулась к зеркалу, напряженно сдвинув брови.
– Посмотри на меня, Хло. Внимательно посмотри и потом скажи, что не видишь этого.
– Я ничего не вижу.
– Но ты видишь. Ты смотришь прямо на них.
– Ты сама сказала мне…
– Ты видишь их?
Я мрачно кивнула. Седой волос ярко выделялся на ее темных волосах. Я увидела еще один, у нее за ухом, но не стала говорить.
– Возьми пинцет. Нам придется выдернуть его с корнем.
Мы вместе провели эту операцию, а потом осторожно завернули длинный волос – приглядевшись, я увидела, что он не был седой, а идеально белого цвета, от корня до самого кончика, и мерцал со всех сторон, как шерсть королевского персидского кота, – в салфетку, чтобы спустить в унитаз. Руби смыла воду, убедилась, что сверток исчез, потом еще раз смыла, чтобы уже наверняка – мы словно избавлялись от доказательств преступления перед появлением ФБР.
Потом сестра села на пол и произнесла:
– Что-то не так.
– Это просто седые волосы.
– У меня такое ощущение, словно я увядаю. Как будто я устала от того, что все время стараюсь, и это, – она показала на унитаз, куда мы смыли седой волос, – только начало. Что же дальше? Пятна от солнца?
– Зачем ты стараешься?
Руби смотрела на платье.
– Все в этом мире требует хотя бы грамма стараний, – загадочно ответила она. – Я не волшебница, знаешь ли.
Я так и не смогла понять, была ли эта последняя фраза шуткой.
Сестра же продолжала:
– Я как выжатый лимон. Напоминает мне, как мы карабкались на самую верхушки горы Оверлук, – помнишь, сбегали из школы и лазили туда?
– Да.
– Помнишь, как мы поднимались на самую верхушку, подъем туда казался целой вечностью, а потом, отдышавшись, смотрели вниз, и оттуда можно было увидеть весь город?
Я кивнула.
– Я чувствую себя примерно так же. Как будто мы на вершине, и все должно быть видно, как на ладони. Но набежали тучи, начался дождь, все такое, и я больше не вижу наш город. То есть зря мы карабкались наверх. И я слишком устала, чтобы спускаться вниз. Вот как я себя чувствую. Что-то стоит у меня на пути, а я никак не могу понять что.
Наши взгляды встретились, и это вынудило меня убежать из ее комнаты, подальше от нее – мне стало страшно от того, что она может увидеть. Может, у меня на лбу было написано, что я сделала, как будто невидимый палец написал что-то на запотевшем стекле машины.
Когда дело касалось моей сестры, не было ничего невозможного, думала я, раз воздушные шарики собирали для нее одежду и еду.
