– Да, но Лондон-то в нее не влюблена, – сказал Лоуренс. – Я наполовину влюблен в нее – без обид, Хлоя, но у тебя классная сестра – и даже я не хожу за ней, как раб-зомби, в отличие от Лондон.
– Всё не так, – возразила Лондон. – Ребята, вы просто не знаете. Вы ничего не знаете, понятно? Не знаете.
Ни один из ее друзей не проронил ни слова.
– Она заботилась обо мне, – тихо сказала Лондон, – с тех самых пор, как я вернулась этой весной.
– Ты вернулась этой весной? – спросила я. – Откуда?
– Из реабилитационной клиники, – пробормотала в ответ она. – Я была там… какое-то время, а потом, когда вернулась оттуда, Руби было не плевать на меня и она заботилась обо мне.
Я не могла понять, то ли она просто врала, ради всех нас. То ли действительно считала, что все это время была… в реабилитационной клинике? Возможно, она действительно знала не так много, как мне казалось.
– У нее была передозировка, – услужливо подсказала Кэт. Лондон сверлила ее глазами, но Кэт все равно продолжала: – Она почти что умерла на какой-то вечеринке у водохранилища. По-моему, это было летом, года два назад? Жуть какая-то. В смысле, я слышала, что было жутко. Меня там не было.
Аша вздохнула и скорчила печальную гримасу.
– У меня нет ни одного знакомого, у кого была бы передозировка, – вдруг ни с того ни с сего сказала она. – Тебя отвезли на «Скорой» в больницу, Лон?
– Я… я не знаю, – ответила Лондон. – На самом деле, я почти ничего не помню.
Ее отвезли на «Скорой», вернее, ее тело – и не в больницу.
Во время всего этого разговора Оуэн сидел непривычно тихо. Он был с Лондон той ночью – просто не хотел никому ничего говорить.
Я подумала о том, о чем попросила меня Руби, когда я оставляла ее на «вдовьей площадке», чтобы поехать вместе с Лондон. «Присматривай за ней», сказала она.
Руби вела себя так, как будто девчонка могла взорваться в любой момент. И все это – то, как она дышала, как билось в груди ее сердце и чем бы ни поддерживалась в ней жизнь, наукой или воображением, – могло закончиться в любой момент. Но никто из нас даже не догадывался, что сейчас представляла из себя Лондон и на что была способна.
Я пыталась не думать о том, как она лежала на спине в лодке, не видеть ее посиневшей, мертвой от передозировки. Я смотрела, как шевелятся ее губы, слышала, как она произносит какие-то слова – она, несомненно, по-прежнему была здесь.
– Я… мне жаль, что с тобой это случилось, – сказала я, потому что больше было нечего.
– Ничего. Поэтому меня так долго не было, – сказала она. – Но теперь мне намного лучше.
Я решила промолчать про косяк, который она курила – ведь после реабилитации люди не должны срываться и делать этого, даже если делят его с восьмью своими друзьями. Может, мне следовало остановить ее, может, именно этого и хотела от меня Руби, когда просила присмотреть за ней?
Похоже, Лондон совсем не помнила, как Руби спасла ее. Как моя сестра каким-то волшебным образом повернула часы вспять, выхватила ее из удушливых объятий судьбы, в которые она попала, и повернула время в другую сторону. Руби сотворила это чудо, даровала ей второй шанс, а Лондон даже не подозревала об этом.
Но я знала.
Я знала, что это сделала Руби, моя сестра.
Когда происходит что-то глобальное, никому и в голову не придет обвинять в этом какого-то одного человека. Обрушился, например, мост – и люди назовут это волей Божьей, не зная, что маленькая девочка на заднем сиденье проезжающей по нему машины пожелала, чтобы что-нибудь помешало ей остаться на выходных с ее гадким дядей. У самолета отказывают двигатели, и он разбивается при посадке на воду – но никто не станет винить парня, сидящего на месте 13В, которому отказали на свидании и он захотел умереть, не задумываясь, что заберет с собой на тот свет целый самолет.
Никто из людей не в силах взять на себя ответственность изменить судьбу.
Никто, кроме Руби.
12
Я расскажу тебе
– Я расскажу тебе, что произошло, если хочешь, – сказала Лондон.
Она отошла на несколько шагов от всей компании и теперь лежала на земле рядом с каменным основанием склепа и играла с травой, окружающей позабытую могилу.
– Давай, – ответила я.
Я вытянулась рядом с ней, подставив лицо теплому солнцу, скинула ботинки Руби и спрятала пальцы в прохладной траве.
– Я не помню никакой «Скорой». Но помню кое-что странное. – Она в нерешительности умолкла. – Думаю, ничего страшного, если я расскажу тебе. Руби сказала никому не говорить, но…
– Руби так сказала?
И тут мы услышали крик. Время тянулось медленно, как в тумане, но сейчас на вершине холма поднялся настоящий переполох. Топот. Визг. Откуда-то сверху доносился пьянящий, затхлый запах.
– Лоурен пнул склеп, и дверь открылась! Там внутри целая комната! – прокричала Аша.
Вскоре все мы были там, расталкивая друг друга, а немного погодя уже покидали маленькое темное помещение, где было полно паутин, пахло плесенью и не было ничего ценного. Я выходила последней и вдруг увидела выгравированные на внутренней стороне стены слова.
Пыль пыталась спрятать их от меня, но мне все равно удалось прочитать:
Внизу были даты: 1851–1912. Имя мэра почти обсыпалось, некоторые буквы потерялись за столько лет, но я осторожно вытерла те, что остались, и прочла:
У…лт…р Уинчелл
Покойся с миром
Мэр Уинчелл, последний мэр Олив, управляющий городком до того, как его затопило. Так говорила Руби. Теперь же его имя ассоциировалось лишь с перекрестком на светофоре.
Я вернулась к тому маленькому слову, пальцем стерла с букв вековую пыль, обвела им сначала О, потом лив – название городка, существования которого не могла себе представить, но он стоял когда-то здесь, до тех пор, пока водохранилище не затопило его. Руби рассказывала мне об этом, но теперь я знала наверняка: погребенный здесь человек действительно жил в нем.
Я потерла глаза, думая, что, может, выкурила слишком много травки, и даже если нет, ее дым просочился в мои мозги, я надышалась им, и теперь у меня галлюцинации. Это мое сознание вырезало слова на стене, глаза читали то, чего не было.
Я снова коснулась букв пальцами, а потом заметила Лондон, которая топталась у проема склепа.
Она медленно начала двигаться через пыльный, удушливый воздух, не останавливаясь, приближалась ко мне. И как только Лондон встала рядом со мной – достаточно близко – я ощутила исходящий от нее холод, протянувший свои морозные пальцы прямо из ее обледеневших костей.
