– И ты это делаешь?
– Да.
– А откуда ты знаешь, какое толкование правильное?
Он улыбнулся снова, и Маше показалось, что и расхохочется сейчас снова тоже. Интересно, что такого глупого в ее вопросе?
– Ты все понимаешь очень быстро и точно, – как будто расслышав ее мысли – совсем как Вера! – сказал Кирилл. – Но очень смешно шмыгаешь носом. Да, дело именно в том, чтобы найти правильное толкование. Иначе все эти гигантские массивы данных просто случайный хлам в цифровой яме. Потому я и вспомнил про дельфийского оракула. А ты сегодня ела?
Задавать неожиданные вопросы он умеет, чего уж. Правда, это только для нее они неожиданные, может, а для него очень даже логичные. Следуют из анализа биг дата.
– Мне не хотелось, – честно ответила Маша.
– А теперь?
– Теперь хочется.
– Мне тоже. Можем пойти в ресторан. Можем поесть здесь. Только во втором случае это будет незатейливо.
– Почему?
На этот раз улыбнулась уже она, услышав Верино слово от ее сына.
– Потому что готовой еды в холодильнике нет. А готовить я отвык. Если вообще привыкал когда-нибудь.
«Жена готовит, наверное», – подумала Маша.
Мысль о жене охладила ее. Весь личный опыт доказывал, что общение с чужими мужьями – дело предсказуемое. Ты его можешь рассматривать как друга, товарища и брата, но он тебя рассматривает так, как если бы никакой жены у него не было, и через час общения начинает к тебе клеиться с понятной одноразовой целью.
Она поскорее отогнала эти мысли. Во-первых, Кирилл к ней не клеится. А во-вторых… То есть не во-вторых, а в главных, такие неприятные чувства, как страх и отчаяние, исчезли с его появлением, и кажется, исчезли бесследно, но если его не будет, то, может быть, вернутся… Маша вздрогнула, представив это.
– Можем открыть овощную икру, – сказала она. – Нина три банки самодельной принесла. Твоя мама разрешит, наверное.
– С тобой трудно не смеяться! Наверное, разрешит.
Верина подруга сказала, что икру из морковки, чеснока и сладкого перца надо есть в качестве приправы к мясу, но Маша решила, что и просто с хлебом очень даже наешься. Правда, хлеб оказался черствый, поэтому она поджарила его в яйце и молоке, пока Кирилл открывал банки с икрой и абрикосовым вареньем.
– Я, правда, отвык, – повторил он извиняющимся тоном, глядя, как она сбрасывает гренки со сковородки на тарелку. – В Долине же с нас все бытовые заботы сняты. И кормят безлимитно.
«Ничего себе! Везет вам», – хотела сказать Маша, но тут же поняла, что и в ее жизни, проходившей совсем не в Кремниевой долине, бытовые заботы тоже никогда не были не только главной, но и вообще сколько-нибудь заметной трудностью. Игорь был прав: она так рано стала жить одна, что все для себя необходимое делала не задумываясь. Да и еды ей надо было так мало, что питаться безлимитно можно было даже на ее умеренную зарплату. Но разве в этом дело!..
Странное сходство между ее и Кирилловой жизнью поразило ее.
– Красиво у вас в Долине? – спросила Маша.
Узнать это было ей поинтереснее, чем расспросить, кто стирает кремниевым обитателям одежду и готовит еду. Но это ей интересно, а он, может, вообще о таком не думает. Биг дата же, наверное, по двадцать пять часов в сутки надо изучать, не до красот.
– Красиво, – ответил он. – У Брина возле офиса скелет динозавра стоит. У кого-то вроде Стива Джобса лисы всюду бегают.
– Ух ты! Кусаются?
– Если их не трогать, то нет.
– Я когда-то хотела в Америку поехать, – сказала Маша. – Учиться. Даже язык сдала.
– Когда-то – это когда?
Маша рассердилась на свою ненужную болтливость. Конечно, при ее детсадовском шмыганье носом и пружинках вместо прически «когда-то» звучит глупо. Про свои мечтания она никому не рассказывала, и ему бы не надо. Сейчас снова расхохочется.
Раскладывая икру по тарелкам, Маша искоса и быстро взглянула на Кирилла. Непонятно, что в его глазах, но насмешки нет точно.
– Сразу после универа, – ответила она.
– И что тебе помешало?
А правда, что? Работу искала, квартиру, казалось, это временно, потом с Игорем встретилась, и как-то все закрутилось, и стало казаться, вот она, жизнь, а то все были фантазии и вымыслы… Представив, как она объясняет это Кириллу, Маша поняла, что лучше язык себе откусит. Но не откусила, а честно ответила:
– Дурость.
– Чья?
– Моя, чья же еще.
– Давай мы потом это обсудим, – сказал он. – В Скайпе или где тебе удобнее. Это требует некоторой ясности ума. У меня ее сейчас нет. Поедим лучше, ладно? По-моему, это все, на что я сейчас способен.
Что-то переменилось в его голосе и взгляде. Или просто она увидела его ближе, потому что как раз ставила перед ним тарелку с гренками и вазочку с вареньем?
Маша не знала, как назвать эту перемену. Она растерялась.
– В Скайпе? – переспросила она.
– Завтра я улетаю.
– А Вера говорила…
– Обстоятельства изменились. Исчерпались. Можно так сказать?
– Можно, – машинально кивнула она.
– Давай поедим, Маша.
Глава 8
– Наши отношения исчерпали себя, Вера. Думаю, тебе знакомо, как это происходит.
– Знакомо.
Она ответила машинально, могла бы и не отвечать. Но и скрывать нечего. Да, ей знакомо, как исчерпываются отношения.
– А Кирилл… – начала было Вера.
– Мы с ним уже обсудили это. Он тоже считает, что лгать друг другу невозможно.
Еще бы он считал иначе. Кирка и ложь – две вещи несовместные.
– Думаю, нам надо было это сделать раньше. Мне казалось, со временем наше несходство будет меньше значить. Но оказывается, наоборот, его сдержанность и моя эмоциональность расходятся все дальше.
– Ты думаешь, дело в этом?
– Возможно, если я не занималась бы искусством, а он тем, чего не может понять обычный человек, разница действительно сгладилась бы. Но есть то, что есть.
Мама когда-то говорила, что Кирилл выбрал себе жену с внешностью на Верин манер. Если это и так, то лишь отчасти. Марина, несомненно, сильно улучшенный образец. Предположим, в Вере есть неординарность, но в ней – красота настоящая. Особенно сейчас это видно, когда она стоит среди корзин, доверху наполненных красными и желтыми яблоками, синими сливами, золотым луком, пурпурными помидорами, и солнце серебрит ее волосы, как волжскую воду в дальней перспективе.
Все петербуржские офицеры, все шляхтянки из лесных белорусских поместий влили свои гены в плавильный американский котел, чтобы вышла такая безупречность.
