Он улыбнулся той редкой улыбкой, которая действительно улыбкой была, то есть меняла его лицо.
– Кстати, может получиться так, – сказал он, – что я некоторое время буду работать в Москве. Ты рада?
Вера почувствовала, как задрожало сердце. Счастье было таким сильным, что показалось ей паникой.
– Сказала бы – да. Но боюсь.
– Чего?
В его голосе и взгляде появилось недоумение.
– Боюсь, ты подумаешь, что в этом есть для меня необходимость.
– А ее нет!.. – произнес он то ли вопросительно, то ли укоризненно.
– Бытовой – нет.
– Эта Маша тебе помогает?
– С чего ты взял? – удивилась Вера.
– Ты сказала, что вы вместе варили варенье.
– А, это!.. Просто совпало. С таким же успехом могла зайти Нэла Гербольд, и варенье варили бы с ней. Она опять сошлась с Антоном, знаешь? И счастлива.
Вера понимала, что уводит сына от неприятного ей разговора об одиночестве так неуклюже, что он может это и заметить. Ну какое ему дело до Нэлы? В казаки-разбойники когда-то вместе играли, не более. Он ее и не помнит, наверное.
– Да, Нэлка мне писала, – кивнул Кирилл. – Турбулентное счастье у нее, я бы сказал. Хорошо, ее муж все-таки спохватился, что ему досталось сокровище, которое глупо было бы потерять.
«Ну да, Фейсбук, Инстаграм, – подумала Вера. – Все давно всех нашли и знают, у кого какой сегодня обед на другом конце света».
– Машина фамилия Морозова, кстати, – сказала она.
– И поэтому ты сдала ей мансарду?
Какая глупость! Сама вернула его к теме, от которой сама же хотела уйти.
– Это вышло случайно. – Вера надеялась, что спокойствие ее тона замаскирует ложь. – Она быстроумная и добросердечная. И из Норильска.
– Это что-нибудь для тебя значит?
Когда Кирилл хотел в чем-либо разобраться, обойти его намерение было сложно. Он умел задействовать сразу все направления, которые вели к цели. Системное мышление.
– Для меня – уже ничего. – Вера пожала плечами. – Бабушка Оля еще вздрагивала при этом слове. Но ее можно было понять.
– Не заговаривай мне зубы, – поморщился он. – При чем бабушка Оля, при чем Норильск? Тебе одиноко, но ты не решаешься мне об этом сказать.
– Зачем бы я стала темнить? Прямодушным Бог дарует благо.
– Как-как? – заинтересовался он. – Откуда ты знаешь?
– От псалмопевца, – улыбнулась Вера. – Не волнуйся обо мне, Кирка. Я самодостаточна, твоя жена правильно заметила. Она по-прежнему в Нью-Йорке?
– Конечно.
– И как ее дела?
– Прекрасно. Только что была выставка. О ней много писали.
– Да, Марина мне присылала ссылки.
– Тогда почему ты спрашиваешь меня?
«Чтобы мы не разговаривали обо мне», – подумала Вера.
А вслух сказала:
– Просто интересно твое мнение. И, кстати, интересно, когда вы будете жить вместе.
– Мы и так вместе, – пожал плечами Кирилл.
– Да, но… – начала было Вера.
– Это Америка, ма, – прервал он. – Когда муж с женой живут на разных побережьях, это нормально.
Кирилл всегда резко реагировал на попытку вторжения в его личное пространство, даже когда никто и слов таких еще не знал, ни он сам, ни Вера. Странно было бы, если бы это изменилось к сорока его годам.
«Он здесь, – подумала она. – Он здесь, со мной, сколько бы это ни продлилось. Он похож на всех, кого я любила. Он смотрит, как они, говорит, как они, с теми же интонациями».
– Это нормально, – повторил Кирилл. – Так бывает.
Глава 17
– Так бывает, Верочка. Чаще всего так и бывает.
Бабушка никогда не говорила с ней как с ребенком, поэтому ее слова прозвучали обидно. То есть прозвучали бы так, если бы Вера могла сейчас испытывать такое мелкое чувство, как обида. Если бы она вообще могла что-нибудь чувствовать.
Вчера, когда она сказала, что Свен предложил ей выйти за него замуж, мама вскрикнула. В ее вскрике прозвучал ужас.
– Ты уверена? – В бабушкином голосе, напротив, не послышалось ни отзвука волнения. – Ты правильно его поняла?
– Правильно, правильно. – Вера знала, что улыбка на ее лице выглядит блаженной, но это было ей все равно. – Оказалось, что я хорошо знаю английский.
– И что ты ему ответила?
– Я его люблю.
– А все же?
– Ответила, что согласна. Свен придет завтра к пяти и сам вам об этом скажет. И… В общем, я и так уже его жена.
– Нетрудно догадаться. – Бабушка пожала плечами и, обернувшись к маме, сказала: – Люся, ты так рыдаешь, будто твоя дочь собирается замуж за каторжника. Если все действительно так, как она говорит, за нее стоит порадоваться.
Веру немного покоробила рациональность, с которой бабушка относится к тому, что саму ее приводит в трепет и лишает ясных слов. Но бабушка ко всему относилась именно так, и трудно было бы ожидать, что известие о замужестве внучки окажется исключением.
– Господи, чему радоваться?! – воскликнула мама. – Ей восемнадцать лет! И… что дальше?..
– Кстати, – сказала бабушка, – это резонный вопрос, Вера. Где он намеревается жить?
– В Швеции. – Вера удивленно пожала плечами. – Где еще?
– Кто его знает, – усмехнулась бабушка. – Может, он коммунист и мечтает поселиться на родине Ленина.
– Я не спрашивала, но кажется, нет, – покачала головой Вера. – Его отец пастор, вряд ли Свен может быть коммунистом.
– Может быть все, – заметила бабушка. – Но это мы выясним уже у него. А ты?
– Что – я? – не поняла Вера.
– Ты собираешься уехать с ним?
– Ба, ты сегодня какая-то!.. – воскликнула она. – Странные вопросы задаешь. Если я выхожу за него замуж, то как же могу не уехать с ним?
– Выхожу… – Мамин голос срывался то на крик, то на шепот. – Кто тебе позволит выйти?! Господи, ты совсем ничего… Ты просто ребенок…
– Мама! – Вера оторопела от возмущения. – Что ты говоришь?! Мы с ним любим друг друга! Кто может нам… Как ты можешь нам запретить?!
Мама посмотрела на Веру так, словно считала ее даже не просто ребенком, а младенцем, и замолчала. В ее глазах плескался страх.
– Люся, прекрати! – прикрикнула бабушка. – Не буди лихо, пока оно тихо.
Веру рассердил этот обмен бессмысленными фразами, она ушла в свою комнату и села за фортепиано. Но занималась машинально, и вряд ли из-под ее пальцев выходило что-нибудь толковое. Музыка не будоражила, не волновала, как это бывало всегда, но лишь вводила ее сознание в какое-то измененное состояние, в котором легче было дожидаться завтрашнего дня.
