Инга не обратила на неё никакого внимания.
– Как ты сообразил, что у Вертмана можно воровать и варить грязный препарат с эффектом похудения? Не Лида же тебе подсказала? Кто? Эвелина?
Паша отрицательно мотнул головой:
– Эвелина… меня… с Тихоновой… мы с Джи на работе познакомились. Мне жить негде было. Вот она мне про подругу и рассказала… что та комнату сдаёт. Лида большая была, под сто кило. – Его речь снова свалилась в неясное бормотание.
Инга прислушалась: Паша пытался заговаривать свою руку.
– Боль-болина… тупая кручина… – он мучительно вспоминал, – шаром… покатись, в речку… грянься, в ней… останься.
– Дай ему, пусть уже утешится, – повторила Серафима Викентьевна.
– Говори! И получишь свою наркоту, – металлически продолжала Инга. – Вы с Эвелиной решили подсадить на таблетки Лиду, чтобы проверить, работает ли эффект потери массы на людях, так?
– Лида… мышь моя белая, – вдруг ласково сказал Паша, – сбросила тридцать килогросов, на экскурсиях зажиматься перестала… Придумал я. А название – Эвелинка. Веточка… красиво! И всё завертелось…
– Но Эвелина захотела больший процент, так?
– Сама всё знаешь… Мне… хотя бы полдозы.
Серафима Викентьевна поёрзала на стуле.
– Ох, деточка, иногда лучше всего и не знать…
– Я дату увидела по телевизору, – объяснила ей Инга, – тридцатое сегодня. Как у вас в записке было написано. И у меня вдруг сложилось! Я видела Лиду в день гибели. Она сказала мне о вас и ещё что-то про сифон и засоры. Но тогда я ничего не поняла. А сегодня вспомнила про серёжку и мгновенно сообразила, что именно нашла и отдала вам Лида.
– Хреновый из вас Чип энд Дэйл, – с неожиданной силой сказал Паша, – я б и раньше пришёл. Если б не Валерий Николаич. Он после гибели Вертмана на меня насел. Вари, говорит, больше некому. Ах блин! – Он зажмурился. – Потемнело…
– А вы его жалеете! – укоризненно сказала Инга. – Да он двух молодых девушек убил! И вас бы убил! Рассказывай про Эвелину, – приказала она Паше.
– Липкая была… пиявка, – он приоткрыл веки, – как рука-то болит. Отвязали б вы меня, а?
– Сиди как сидишь, – отрезала Инга.
– Принесла мне очередную порцию баблоса и… не отдаёт. Пополам хочу теперь, говорит. Я говорю: будет как всегда – тридцать на семьдесят… – Он замолчал, справляясь то ли с болью, то ли с тошнотой. – Иначе Арегу скажу, отвечает. Угрожать мне вздумала… Будто я других торгашей не найду. А вот она без Химика куда денется? Ни-ку-да… у меня в лабе бутылочка стояла… ну кто ж её просил хлебать-то. Я маленько только помог, по голове стукнул… что тут рассказывать. Отвёз её и сжёг… где собак своих сжигаю.
– Да голову потерял.
– Боль болина… тупая кручина… только серёжка от неё и осталась… – Он будто заново удивился. – Шаром… куда делась, перекочевала в мои… кошмары… покатись, в речку… грянься, в ней… останься. Страх у меня сделался: что найдут голову отдельную и мне принесут. Я тогда и Витазидон пить начал – иначе страх жить не давал.
– Бедняжка, – брезгливо сказала Серафима Викентьевна. – Лидоньку-то мою за что?
– Да рыжая уж вон всё сказала. – Гнищин кивнул на Ингу. – Засорилась раковина, она чистить полезла, да ещё мастера вызвала. Залила бы «жидким сантехником», химия бы всё пробила! Нет, приспичило ей… Жива бы сейчас была.
Гнищин опустил голову и закрыл глаза, замолк. Лоб у него был красный, весь в траншеях морщин, а щёки вдруг впали, посинели. Инга испугалась, что он потерял сознание. Она выдавила таблетку Витазидона из блистера.
Павел услышал шуршание и мгновенно выпрямился. Инга сунула таблетку ему в пересохшие губы, и он сразу же, не попросив воды, её сжевал, откинулся на диван в ожидании блаженства.
– Пять минут… сейчас отпустит… вот сейчас. Оно отпустит. Всегда отпускает…
– Ты Лиду с балкона столкнул?
– Она на маскараде решила отношения выяснить. Вот дура-то, правда? Объясни мне, говорит, откуда серёжка у тебя. Думала, что спал я с Эвелиной. Я возьми и скажи ей всю правду. А она и поверить не может, что я Эвелинку того… и на балконе вертится, будто сама подсказывает, что делать. В платье этом ещё, нелепая, ноги вроде худые, а всё равно мучные, как булки. Ну, пришлось её через перила-то. Неприятно это всё. Жили ж вместе. – Он раскачивался, будто распевал. – Я с маскарада сразу домой, всё обыскал. Да тут вы у соседней двери… ошиваетесь в костюме своём полуголом. Я и понял, что Мышь моя серёжку соседке сбагрила да вам сболтнуть успела.
– А Безмернов? – Инга продолжала допрос.
– Этот олух сам виноват. – Паша равнодушно пожал плечами. – Я хотел, чтобы он вместо Эвелинки Веточку толкал. Он же в «40К» был, все дела. А он, видать, знал, что Джи в тот вечер ко мне пошла барыши требовать. Догадался гадёныш, ну и боялся, что я теперь и его грохну… Случайно это, рыжая, получилось, случайно. Я и за куртку его хватанул, да только пуговица и оста- лась…
Не договорив, Гнищин вдруг рванул на неё, накинул верёвку на шею. От неожиданности Инга не сопротивлялась: усыпив их бдительность и разыгрывая обморок от боли, Паша незаметно вытащил верёвку, которой были связаны его руки, из-под ножки стола. А Витазидон придал ему нечеловеческих сил: шею Инге сдавило, дышать стало нечем. Где-то сбоку, на периферии зрения, кудахтала в беспомощности Серафима Викентьевна.
– Полиция! – выбив с ноги дверь, в комнату влетел Архаров.
Гнищин под дулом пистолета ослабил хватку, Инга сдёрнула удавку с шеи и отползла к стенке, беспрерывно кашляя. В бессилии Паша упал обратно на ковёр.
– И где тебя носило? – прохрипела Инга, счастливо глядя на Кирилла.
* * *
Дэн выровнял последнюю расчёску на туалетном столике: он любил, чтоб порядок, чтобы всё с чувством, с толком, с расстановкой. На плазме под потолком округлая блондинка говорила нуарно-тревожным голосом:
– Волна загадочных смертей молодых женщин от интоксикации с одинаковыми симптомами спровоцировала расследование, в результате которого полиции удалось обнаружить подпольный цех по производству таблеток для похудения в селе Барсучьем…
– Что это ты вдруг телик смотришь? – Инга плюхнулась на крутящееся кресло перед зеркалом, взбила мокрые волосы.
– Вашу маму и тут, и там показывают. – Дэн оттянул и отпустил её рыжие кудри, отчего те жгутиками подпрыгнули вверх. – Каково это, чувствовать себя причиной всей этой бучи, центром «молний» и срочных новостей? На тебя везде ссылаются, звезда моя.
– Пять миллионов просмотров! Прикинь, в Думу зовут, – Инга прикрыла глаза, – просят комментарии к законопроекту по ужесточению мер о нелегальной торговле фармакологическими средствами. Как-то так называется. Я точно не запомнила.
– Ну, я и говорю: пора тебе представлять Дениса Лазутина как своего официального стилиста. – Дэн запустил руки Инге под волосы, мягко массировал кожу. – Мне бы из твоих пяти миллионов хотя бы пару сотен… Прям коротко хочешь? Уверена?
