– Холодильник, смотри! – Инга ткнула ногтем в экран.
– «Непреступные женщины желанны», – прочитала Женя, – прям скороговорка.
– Запоминающаяся ошибка, правда? Мы только что видели её в посте Эвелины про #этотожеобомне. Дейнерис это и есть Джи, теперь я уверена. Когда она работала в «QQ», она обычно проверяла текст в ворде на ошибки, но слово «непреступный» ворд не подчёркивает, так как принимает его за «преступный» с приставкой «не». А по смыслу здесь «неприступная женщина».
– Хорошо бы раздобыть эту Веточку, – сказала Холодивкер. – Посмотреть, что там внутри.
– Удобное название, кстати. – Инга покрутила пальцами в воздухе. – Подсесть на веточку, устроиться на веточке…
– Качаться на веточке, – подхватила Холодивкер. – Птичка моя!
Они посмотрели друг на друга.
– Ты говорила, что у Безмернова кольцо на мизинце! – воскликнула Женя. – Вот тебе и Littlefinger. Постой, но если Daenerys – это Эвелина, то как объяснить, что она два дня назад написала в группу?
Они вернулись к началу и перечитали самый верхний пост Daenerys. Инга рассмеялась.
– Теперь я точно вижу, что это не она. «Милые девушки» – не её стиль. Никаких тебе батарей из смайликов и непроходимых лесов восклицательных знаков. Похоже, наш друг Безмернов принял её вахту. – Инга снова мотала к началу, к самым «древним» постам «40К».
– Ненадолго, надо признать, – вздохнула Холодивкер.
– А это ещё что… – Инга замерла на полуслове.
С экрана на неё смотрела Лида. В глубоко декольтированном оранжевом платье, перехваченном на талии широким поясом. С улыбкой, полной сдержанного превосходства. Волосы крутыми локонами спускались на плечи. Она стояла спиной к зеркальному шкафу, в котором отражалась её обнажённая тонкая спина. Ниже была ещё одна фотография: Лида… как минимум на тридцать килограммов тяжелее. Застигнутая у кухонной раковины за чисткой рыбы, чуть вполоборота, в тесной футболке гармошкой под мощной грудью. Живот двумя широкими волнами нависал над джинсами.
Над фотографиями был текст:
«Юля, 27 лет. Минус 32 кг за 4 месяца.
Я сбросила 32 кг и превратилась в настоящую красавицу!!!!!! На работу над собой меня вдохновило расставание с парнем
. Работа в тренажёрке, перестала жрать
, пила Веточку и счастливо вышла замуж!!!!!! Надеюсь, что бросивший меня жених возненавидит себя, увидев меня сейчас!!!! Ты тоже вливайся! Каждому подписавшемуся маленький подарочек от нашей группы
!!!!»
– А вот это точно не Лида писала… не может так развязно и безграмотно писать выпускница Историко-архивного. Да и не замужем она.
– Какая-то Юля.
– Только фотографии Тихоновой. – Инга встала, чтобы размять ноги. – Эвелина использовала их здесь в группе, видимо, без Лидиного ведома. Изменила имя и сочинила вральный текст.
– Тут и молодые совсем девчушки есть. – Женя смотрела фотографии дальше. – Дети ещё. Если они начнут пить эту веточко-хрень в пубертате, это ж какой вред здоровью. Вот дурищи…
– Женечка, Ингуш, – Ксения Дмитриевна протиснулась в комнату с новой порцией пирогов, – вот этот с повидлом, а этот с яблоками. – Она аккуратно поставила тарелки на стол. Взглянула на экран. – Ой, а это не дочка ли твоего друга, Жень? Фамилия такая же.
– Где, мам?
– Да вот, под этой фотографией. Мариам Вертман.
– Кто это? – спросила Инга.
– Учились вместе в меде. Я на втором на судебку пошла, когда специализацию выбирали, а он в фармакологию. Звезда курса был.
– Помню, помню. – Ксения Дмитриевна искоса взглянула на Женю. – Прозвище ещё у него было… Память-то… Точно – Химик!
Инга, не мигая, уставилась на подругу.
– Даже не думай! – фыркнула Холодивкер. – Этот Химик – какой надо Химик! Он ко всей этой мутотени отношения иметь не может, зуб даю!
Глава 11
В комнате было темно и так тихо, что звенело в ушах. Она ещё раз щёлкнула выключателем, нервно так – щёлк-щёлк. Но света не было. Поёжилась, даже по спине было видно, как ей неуютно и страшно. Лунный блик выхватывал из темноты край стола, мягкий велюровый бок дивана, за которым переламывался углом и падал на пыльный пол, чертил дорожку. В окне висела нереально ровная круглая луна. Широкий подхват обнимал тяжёлую гардину, она скульптурными складками опускалась к полу. Ткань в полумраке была похожа на силуэт человека – вот это нога, вот руки, здесь должна быть голова. Гардина качнулась, пошла волной. За ней стоял человек!
– Я знаю, ты здесь. – Она хотела крикнуть, но голос оборвался в хрип. – Я тебя вижу! Я тебя… ненавижу! Убирайся из моей жизни!
Штора неприятно зашевелилась. Бежать, надо бежать! Она бросилась прочь, но зацепилась ногой за толстый кабель, по инерции схватилась за стул, не удержала равновесия и вместе со стулом упала. За окном загремело, луна стремительно закатилась за невидимый горизонт и потухла.
– Блять! Что, опять запороли прибор? Дядя Федя! – загремел бас прямо у Инги над ухом.
– Да тут я! – Главный осветитель вылез из-за декорации.
– Что, нельзя было сразу убрать этот грёбаный кабель! – Режиссёрский стул с грохотом полетел на пол. – Сделайте мне свет! Как хотите, но сделайте!
Разом зажглись дежурные лампы, исчезла таинственная жутковатая комната, превратившись в захламлённый и многолюдный павильон. Экран, в который смотрела Инга, зарябил, заполосил, магия исчезла. Всё вокруг разом задвигалось и зашумело.
– Андрей Борисович, платье порвалось. – Тамара подняла подол, с которого свисала полоса ткани.
– И глаза надо подновить. – Гримёрша с медицинским вниманием осматривала лицо героини.
– Тамарик и все – молодцы! Дядя Федя, ты дубль просрал. На всё про всё полчаса! Не расхолаживайте мне героиню! – рявкнул режиссер и тихо самому себе сказал: – Перекурим, браток.
Инга не сводила глаз с исполнительницы главной роли. Тамара Костецкая сидела на полу, как сломанная кукла, вокруг суетились гримёры с кисточками и реквизиторы с иголками-нитками. Она как будто спала, не закрывая глаз. Неподвижный взгляд был направлен куда-то за спины всех, кто шумно двигался вокруг.
Инга на секунду попыталась представить трёх подруг – Лиду, Эвелину и Тамару – вместе. Не получалось. Никак не получалось. Простушка Лида, хищная и бесцеремонная Эвелина оставались по другую сторону канатов. По красной дорожке такая, как Тамара, должна идти одна – статная и стройная, черты лица – немного неправильные, но оттого необычайно притягательные. И глаза – чёрные, бархатистые, бездонные. На какой-то миг Инге показалось, что в глубине их цвет меняется, переливаясь от чёрного до синего и обратно.
