Возможно, в одной из этих футболок он был в тот день, когда Соусная Команда получила свое название.
Возможно, в одной из них он был на беличьем родео.
Возможно, вот на эту он случайно выплюнул бутерброд, когда Блейк показал нам свое новое видео.
Перед тем как положить футболки в черный мешок, я прижимаю каждую из них к лицу и вдыхаю их запах. Чистый и приятный смешанный запах пота, дезодоранта «Old spice» и порошка «Tide». Я умоляю часть мозга, отвечающую за обоняние, запомнить этот запах, чтобы я мог вызвать его снова, ведь другого случая у меня уже не будет.
Каждый упавший предмет одежды напоминает мне сказочных кукол, из которых высосали жизнь. Вскоре вся одежда с пола оказывается в мешках. А затем и та, что лежала на кровати.
Выгребая вещи из-под кровати, я нахожу миску с заплесневевшим ореховым маслом. Это была любимая закуска Марса. Он смешивал ореховое масло с кленовым сиропом и макал туда хлеб. Мы чуть не умерли со смеху, когда узнали.
– Чувак, это самая убогая закуска из всех, о которых я слышал, – задыхаясь, говорит Эли между приступами смеха.
– Серьезно, – продолжаю я, – почему бы тогда просто не съесть банку мороженого?
– По крайней мере я не ем спагетти с кетчупом и горчицей, как вы, придурки. – парирует Марс.
Блейк смотрит на меня и пожимает плечами.
– Я рассказал ему о рецепте, который мы придумали. Он был хорош.
– Чувак, никому больше об этом рецепте никогда не рассказывай.
Миска отправляется в белый мешок.
Я снимаю его комиксы и графические новеллы с полок и кладу в черные мешки для благотворительности.
Складываю мешки в коридоре, чтобы у меня было побольше места.
Вот что мы оставляем после себя.
Затем я начинаю разбираться в шкафчиках. Больше одежды. Больше черных мешков. Предпоследний ящик забит наполовину использованными принадлежностями для рисования. Белый мешок.
Я открываю последний ящик. Он до отказа забит рисунками Марса. Я знал, что с этим столкнусь, и даже удивлен, что не столкнулся раньше. Но все равно я не готов их увидеть. Если одежда Марса была его телом, то теперь мне предстоит разбираться с его душой.
Сидя на полу и упершись спиной в кровать, я закрываю лицо руками и плачу. Я снова говорю Марсу, что мне жаль. Потом внимательно просматриваю рисунки – страницу за страницей, тетрадь за тетрадью с набросками персонажей. Он постоянно практиковался. Судья Эдвардс прав – Марс любил совершенство. Он не был слабаком.
Я нахожу рисунок братьев и сестры Марса.
Рисунки пары девчонок из школы.
Рисунок Соусной Команды.
Затем мне попадается что-то, чего я не узнаю. Это выглядит как какая-то единая, последовательная и незаконченная графическая новелла. Называется «Судья». Я пролистываю рисунки. Судя по всему, это об афроамериканском судье, который борется с преступным миром, как какой-то супергерой в коррумпированном городе, напоминающем Готэм.
Неожиданно у меня в голове проносится образ Хиро. Но не летящего в небе на механических журавлиных крыльях. Вместо этого я вижу его, противостоящего главе Nissan со своей идеей, которая, по его мнению, спасет жизни людям. Я вижу его, защищающего свою идею с руками, полными расчетов и документов.
С меня хватит.
Я больше не буду сломленным.
Сегодня здесь больше истории не умрут.
Страх покидает меня, как вытекающая кровь. Я быстро встаю и жду, пока перестанет кружиться голова. Потом забираю «Судью» и некоторые другие рисунки. Я забираю свои истории Марса Эдвардса и иду вниз на нетвердых ногах, чувствуя, как гравитация тянет мои внутренности к пяткам.
Судья Эдвардс сидит среди своих книг в кожаных переплетах, яростно печатая на ноутбуке. Он даже не ослабил галстука после возвращения из церкви.
Его глаза не отрываются от экрана, когда я появляюсь в проходе.
– Ты закончил?
– Я думаю, вам следует кое-что увидеть, ваша честь.
Он разворачивается в кресле ко мне.
– Я спросил, ты закончил?
Я протягиваю пачку бумаг с «Судьей» наверху.
– Сэр, Марс нарисовал это, и я думаю, вы должны взглянуть на рисунки, прежде чем я их выкину. Вы будете жалеть, если не посмотрите.
Он встает и нависает надо мной. Его лицо – грубая, раскаленная добела маска расплавленного гнева.
– Тергуд. Его зовут Тергуд. Это же имя у него на могиле. И как смеешь ты говорить мне о сожалении? – Он выплевывает слова, как яд, высосанный из раны от укуса змеи.
У меня перехватывает дыхание. Мне страшно и хочется развернуться и убежать. Но я не убегаю. Терять тебе нечего. Расскажи ему историю.
– Он ненавидел, когда его называли Тергуд. Он хотел, чтобы его звали Марс. И мы звали его Марсом, и он сам называл себя Марсом. И он нарисовал эту графическую новеллу. Я думаю, на это его вдохновили вы. Пожалуйста, сэр, позвольте рассказать…
– Заткнись. Заткни свой безответственный, убийственный рот.
Его холодная слюна брызжет на мое лицо. Он делает длинные, неровные вдохи носом.
– Сэр, я должен рассказать вам…
Он резко указывает пальцем на входную дверь, так, что у него трещит рукав рубашки.
– Убирайся. Сейчас же, пока я не решил отсудить у тебя и твоих родителей все до последнего цента.
– Нет. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Я пока не могу, ваша честь.
– Ты теперь официально незаконно вторгаешься в мою собственность. Уходи, или я выведу тебя силой, на что по закону имею право.
– Пока не выслушаете то, что я должен сказать, я не уйду.
Он делает быстрый шаг вперед, хватает меня за руку, в которой я сжимаю бумаги, и они разлетаются. Судья разворачивает меня так быстро, что я почти спотыкаюсь от неожиданного приступа головокружения, и только его железная хватка позволяет мне удержаться на ногах. Он почти поднимает меня над полом и толкает в сторону входа.
– Сэр, пожалуйста. Пожалуйста! Позвольте сделать настоящий день прощания. Позвольте рассказать о Марсе то, чего вы о нем не знали.
– Убирайся.
– Я могу вам о нем рассказать. Я могу рассказать о нем то, чего вы не знали. Он…
Вместо слов у меня вырывается крик боли – так сильно судья стискивает мое плечо.
Он протягивает свободную руку, рывком открывает внутреннюю дверь и толкает меня в стеклянную наружную. Он швыряет меня так точно, что я умудряюсь открыть защелку двери своим локтем, не разбив при этом стекло. Затем следует еще один сильный толчок и я, как петарда, вылетаю наружу.
