– Ну, хоть кто-то у тебя есть.
– Еще у меня есть сестра Джорджия, и мы по-прежнему разговариваем и переписываемся с ней, но уже не можем ходить вместе в кино, потому что она уехала учиться в Ноксвилл.
– А твои родители?
Я внутренне содрогаюсь.
– Я мало рассказываю им о своей жизни.
– Они производят впечатление хороших людей.
– Так и есть. Но мы имеем право на личную жизнь, о которой не знают родители.
Нана Бетси отворачивается от плиты и упирает руки в бока.
– Вообще-то об этом нигде не сказано.
Я разглядываю бежевый линолеум пола.
– Я не знаю, что сказать.
Нана Бетси, судя по всему, догадывается, что я не хочу разговаривать на эту тему и, к моему облегчению, не развивает ее дальше. Она выкладывает на блюдо последние куски жареного цыпленка, открывает духовку и достает дымящийся кукурузный хлеб.
Она подходит к столу, удерживая тарелку на одной руке и сжимая в другой кувшин со сладким чаем. А потом возвращается к холодильнику за миской с домашним капустным салатом.
Она читает короткую молитву, и мы приступаем к еде.
– Именно такое угощение я приготовила Блейку, чтобы отпраздновать его поступление в Художественную академию Нэшвилла. Я предложила ему выбрать любой ресторан, но он предпочел мою кухню.
– И я понимаю почему, – отвечаю я с набитым ртом. – Я ведь даже не был голоден.
– Не наедайся, в холодильнике еще есть шахматный лимонный пирог.
* * *
Мы едим медленно, смакуя каждый кусок, как, нам думается, делал бы Блейк, и ведем долгий разговор. Эта трапеза для нас что-то вроде причастия, и в некоторой степени так оно и есть. Мы снова и снова вспоминаем обычные подробности из жизни Блейка.
Она рассказывает, что внук никогда не убивал пауков, потому что они поедали жуков, которых он боялся гораздо больше.
А я рассказываю, что Блейк, сколько я его помнил, всегда произносил слово «библиотека» как «бублиотека».
Она говорит, что Блейк обожал облизывать венчик для взбивания яиц, и если внука не оказывалось рядом, она специально клала венчик в миску и убирала в холодильник, чтобы он смог облизать его позже.
Я рассказываю, что Блейк ни разу никого не обидел в школе.
Она говорит, что он терпеть не мог изюм.
Я рассказываю, как давал ему покататься на своей машине и как он каждый раз радовался – вождение никогда не теряло для него своей прелести.
Она говорит, что он никогда не учился плавать и ездить на велосипеде.
А я рассказываю о нашем первом споре о том, что, возможно, где-то в Сибири до сих пор обитают огромные покрытые шерстью мамонты.
Она рассказывает, как до четырнадцати лет он, укладываясь спать, оставлял в коридоре свет.
Я говорю ей, что каждый раз, расставаясь с ним, ощущал, как на мою жизнь падает тень, приглушающая яркость красок, и так продолжалось до тех пор, пока мы снова не встречались.
* * *
Уже смеркается, когда мы закончили есть и наговорились. На столе перед нами только недоеденный шахматный лимонный пирог, и мы откидываемся на спинки стульев, чтобы ослабить давление на диафрагму.
– Ну, ты готов к следующей части? – Нана Бетси смахивает в ладонь несколько крошек и высыпает их на тарелку.
– Если только это не еда. Хотя, должен признаться, все было очень вкусно.
Она улыбается и встает. Слышно, как она роется в вещах, пытаясь что-то найти, и наконец возвращается с розовой резиновой камерой. Ее глаза задорно блестят.
– Играл когда-нибудь с такой штукой?
Я отрицательно качаю головой.
– Это подушка с сюрпризом, – говорит она. – Смотри. – Она надувает камеру, кладет на стул и плюхается на нее с пронзительным, писклявым пуком. Мы хохочем.
– Я читал об этих штуках, – говорю я. – Но никогда не видел.
– Мне пришлось заказать ее в интернете.
– Вы могли бы загрузить приложение на своем телефоне.
Нана Бетси смущается.
– Я слишком старомодна, чтобы думать о подобных вещах.
– А для чего это?
– Мы постараемся взглянуть на мир глазами Блейка. Я связалась с YouTube и смогла выяснить логин от сайта Блейка. Хочу, чтобы ты помог мне сделать прощальное видео для Блейка.
Я ни разу не задумывался о том, что стало с поклонниками Блейка на YouTube. И не представлял, догадывались ли они, что вообще произошло.
– Я часто был оператором у Блейка.
– Нам нужно все сделать правильно. Но первым делом необходимо записать вступление. Можем сделать это прямо здесь.
Я начинаю снимать, а Нана Бетси, запинаясь, произносит заготовленные слова:
– Всем привет. Я – бабушка Блейка. Блейк погиб, и нам его очень не хватает. Мы хотели поблагодарить вас всех за то, что поддерживали его. Спасибо вам. Наше следующее видео посвящено памяти Блейка.
Нана Бетси берет ключи и сумочку, которую освободила от лишних вещей, чтобы внутри могла поместиться подушка-пердушка. Она надувает ее, запихивает внутрь сумочки и проверяет результат, слегка надавив на нее. Все работает как надо. Она снова надувает подушку и убирает в сумочку.
– Все, теперь можем ехать.
Мы едем в магазин ремесленных изделий. Идею предложил я. Блейку всегда нравились магазины с чопорными и строгими служащими, а в отделе «Сделай сам» наверняка собирались те, кому икебана нравится больше, чем чье-то пуканье.
– Ух ты, – вырывается у Наны Бетси, когда мы останавливаемся на парковке. – Я так волнуюсь. И как только у Блейка все это так легко получалось?
– Блейк ничего специально не придумывал, но он говорил, что комедия – это способность управлять смехом людей.
Нана Бетси согласно кивает. На ее лице написана решимость. Она делает глубокий вдох.
– Тогда давай отправимся туда и сделаем так, чтобы люди стали смеяться. Ради него.
Мы входим в пахнущий ароматическими смесями магазин. Нана Бетси прижимает к себе сумочку с таким видом, словно в ней спрятана бомба – впрочем, так оно и есть. Губы ее сжаты, глаза выискивают жертву. Я держу наготове телефон.
Здесь оказывается гораздо больше девиц за двадцать с пирсингом в носу и фиолетовыми волосами, чем я ожидал, а от них нам никакого толку. Я осматриваюсь по сторонам. Наконец мы забредаем в отдел тканей.
– Вот, – шепчу я и незаметно киваю в сторону степенной женщины с короткими седыми волосами. На самом кончике ее носа примостились очки, и она с серьезным видом сворачивает в рулон фланелевую ткань.
– Есть, – тоже шепчет в ответ Нана Бетси и делает еще один глубокий вдох. – О Боже, что я делаю? – бормочет себе под нос.
