– Наверное, примерно таковы почти все рассказы о наших любимых людях? «Это просто надо было видеть».
Мы покончили с едой и встаем из-за стола. Нана Бетси вытаскивает из кармана еще один сложенный листок и кладет его на стол вместе с двадцаткой и хрустящей новенькой стодолларовой купюрой, прижав все стаканом.
– Пока, хорошего вам дня! – прощается Линда, торопливо проносясь мимо с кофейником. – Еще увидимся!
– Пока, Линда, – отвечает Нана Бетси. – Спасибо тебе за все. И Блейк тоже тебя благодарит.
Похоже, Линда не уловила прощальных нот в голосе Наны Бетси, но я все понимаю.
Мы в грустном молчании идем к машине. Я размышляю, что такое ад. И мне приходит в голову – а вдруг это не яркое огненное озеро, в котором корчатся и вопят проклятые грешники, а бесконечный коридор, в который выходят тихие комнаты без окон? И внутри каждой такой комнаты в удобном офисном кресле сидит грешник, смотрит на голые серые стены и вспоминает о своем самом страшном грехе.
Снова.
И снова.
И снова…
* * *
Нана Бетси все отлично спланировала, понимая, что нам будет необходимо помолчать и успокоиться. И вот мы отправляемся в кино на утренний сеанс, потому что они с Блейком любили вместе ходить в кино.
Это экранизация книги «Дэнни – чемпион мира». В детстве я обожал эту книгу и сам непременно бы сходил на фильм. Конечно, обычно я ходил в кино вместе с Соусной Командой или с Джорджией. И только сейчас до меня вдруг доходит, как сильно изменилась моя жизнь. Может, и для Джесмин я ничего не значу. И действительно, вполне вероятно. Возможно, я принимаю желаемое за действительное.
Мы с Наной Бетси покупаем огромный стакан попкорна на двоих.
– Не стану обижаться, если ты не съешь ни крошки. Я точно не смогу. Но мы с Блейком всегда покупали на двоих большую порцию попкорна, а традиция есть традиция.
Пока мы сидим в темноте и смотрим на экран, я размышляю об обычных человеческих ритуалах, из которых состоит жизнь. Мы работаем, чтобы заработать деньги, а затем с радостью покупаем на эти деньги приятные моменты в компании любимых людей. Простые вещи, приносящие нам радость.
Мысли крутятся в голове, и я не могу сосредоточиться на фильме. Возможно, придется сходить на него еще раз с Джесмин.
Никто из нас так и не притрагивается к попкорну.
Фильм заканчивается, и Нана Бетси со стоном выбирается из кресла.
– Эти сиденья меня доконают. Да, старость не радость.
Не стареть тоже не радость.
Нана Бетси потихоньку пробирается к выходу.
– Думаю, я больше не стану ходить в кино. По крайней мере до тех пор, пока не подрастут другие внуки. Я не люблю ходить одна, а Блейк был моим компаньоном.
Она распахивает дверь, и мы выходим наружу, щурясь от полуденного солнца, особенно яркого после прохладной темноты кинотеатра. Я на мгновение задумываюсь – похоже ли на это воскрешение. Шаг к ослепительному свету из темноты.
Мы направляемся к машине, и Нана Бетси, прикрыв глаза ладонью, говорит:
– Я всегда твердила Блейку, что следует найти какую-нибудь симпатичную девушку, с которой он мог бы ходить в кино вместо меня. А он всегда отвечал: «Нет, Нана, я лучше пойду с тобой». И если честно, я немного рада, что он не встретил подходящей девушки. – Она открывает дверцу машины.
А у меня появляется огромная проблема.
* * *
– Да, ты будешь выглядеть гораздо голубей, чем… если станешь разъезжать на белом пони среди поля членов, – говорит Эли Марсу. Они снова хохочут.
Я останавливаю машину около дома Эли, и тот хлопает Блейка по руке.
– Давай, бро, ты должен это сделать.
Блейк изображает что-то вроде намека на улыбку и ерзает на сиденье.
– Нет, сами разбирайтесь.
– Давай, – подначивает Марс. – Ну же, Блэйд. Замочи его.
– Нет. Даже не думайте.
– Теряешь хватку, – говорит Марс, и они с Эли выскакивают из машины.
– Твоя мама теряет хватку, – откликнулся Блейк.
– Это же ерунда, – сказал Марс.
– Твоя мама ерунда.
Мы смеемся, и Марс с Эли бегут по дорожке к дому Эли.
Я трогаюсь с места и еду к дому Блейка. Не припоминаю, чтобы он когда-нибудь был таким молчаливым. Я шутливо ударяю его по руке.
– Все круто, чувак. Мы просто обязаны снять видео гейской тренировки, где я буду катить на велосипеде, а ты – на бегу поднимать гантели и выкрикивать гейские шуточки.
Блейк усмехается, но похоже, что ему не до шуток.
– Да.
– Я ведь просто шучу, братан.
– Да.
– Ты в порядке?
– Все норм. Правда. – А затем вдруг добавляет:
– Могу я тебя кое о чем спросить?
– Ну да, – отвечаю я.
– Нет, забудь.
– Чувак…
– Нет, это покажется тебе странным.
– Возможно. Но это твой вопрос.
– Обещаешь, что я могу тебе доверять?
– Да, дружище. Полностью. Правда.
Он вздыхает и чешет в затылке. Начинает говорить, но умолкает на полуслове. Затем делает вторую попытку.
– Как ты… Когда ты обнаружил, что тебе нравятся девочки?
Я ошеломлен.
– Гм… Ты имеешь в виду сексуально или как? Наверно, лет с одиннадцати. А что? – Но в душе я уже знаю, почему он спрашивает.
Он делает глубокий вдох, словно ему предстоит спасаться с тонущего корабля.
– Потому что. Я… меня никогда не интересовали девочки… в этом смысле. Никогда.
Повисает долгая пауза.
Мне хочется, чтобы Блейк заговорил первым, но он продолжает молчать, и это приходится сделать мне.
– А тебя интересуют…?
– Овцы? Нет.
Мы оба ухмыляемся.
– Да, – тихо признается Блейк. – Думаю… мне нравятся парни. – И поспешно добавляет: – Но только не ты, не волнуйся.
– Вау.
– Конечно, ты нравишься мне как друг. Но не в том смысле.
– Господи, теперь я не знаю, может, мне начать использовать увлажняющий крем или сделать пилинг. В общем, я исправлюсь, – отвечаю я.
– Нет, не надо, – просит Блейк.
– Эй, прости, чувак, – говорю я уже без улыбки. – За каждую шутку про голубых. Я никого не хотел обидеть. Марс и Эли тоже огорчились бы, если бы все узнали. На самом деле они не такие уж гомофобы. Никто из нас не гомофоб. Мы просто… не подумали. Глупо с нашей стороны. Я очень расстроен.
