– Почему?
– Потому что Адейр встречалась с ним, а через неделю после того как Алекс лишил ее девственности, он ее бросил.
– Упс.
– Все называли их «Абы». Алекс Бишоп, Адейр Бауэр. И еще они оба фанаты танцев. Некоторое время они были самой знаменитой парой академии.
– Теперь понятно, почему Адейр смотрела на меня так, словно хотела пырнуть в шею маникюрными ножницами. Я подумала, что всему виной наша с тобой дружба.
– Я тоже в этом не сомневаюсь. Сегодня ты явно не снискала расположения Адейр.
– Потому что у меня столько всего нового. Она всегда странно вела себя со мной. Словно я отнимала слишком много времени у Эли или что-то в этом духе.
– А мы с ней никогда не были лучшими друзьями, но все-таки нормально общались.
Разговор стихает, когда мы подходим к воротам парка Перси Уорнера. В полном молчании мы идем под густой сенью деревьев вдоль дорожек. Солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, придает ей светло-изумрудный оттенок.
Джесмин начинает что-то говорить, но сразу же замолкает. Я вопросительно смотрю на нее. Она же смотрит прямо перед собой и наконец отваживается:
– Сегодня во время занятий я вдруг расплакалась. Неожиданно. Ведь в тот момент я совсем не думала об Эли. Я словно приоткрыла какую-то новую дверь в своей душе, а оттуда на меня выплеснулось что-то непонятное. Горе – странная штука. Оно внезапно накатывает на тебя волнами из ниоткуда. Вот я стою в океане и прекрасно себя чувствую, а в следующий момент уже тону.
– Мне это знакомо.
– Я заметила.
Я краснею.
– Спасибо за напоминание.
– Если бы ты не страдал из-за гибели друзей, что бы ты был за человек?
– Тип, который ставит на заставку в телефоне свое фото с голым торсом и пьет волчью сперму?
– Точно. – А затем тихо добавляет: – Ты все-таки решил меня разговорить.
Чего я больше всего хочу – так это рассмешить ее, потому что ее смех хотя бы на несколько мгновений помогает мне забыть о плохом.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь к ней.
– Мне нравится с тобой разговаривать.
– Мне тоже, – отвечает Джесмин, глядя мне прямо в глаза.
– Завтра я тоже пропущу занятия. Пойду к врачу, у которого наблюдалась моя сестра. Судя по всему, он неплохой специалист.
– Отличная идея, – говорит она.
– Неужели я выгляжу таким психом?
– Не больше меня, внезапно разрыдавшейся прямо во время занятий. Но ты похож на человека, которому очень нелегко.
– Так и есть.
– Нам обоим нелегко.
Мы подходим к лежащему на земле бревну и садимся.
– Я хочу услышать, как ты играешь, – прошу я.
– Хорошо. Но только если ты дашь мне почитать что-нибудь из твоих рассказов.
– Если я вообще смогу когда-нибудь еще что-нибудь написать.
– Сможешь. А пока я почитаю что-нибудь из написанного раньше.
– Ладно. Когда вернемся, я поищу что-нибудь для тебя.
Мы видим, как из лесной чащи появляется олень и принимается обнюхивать край луга, а затем осторожно выходит на самую середину, чтобы пощипать травку, продолжая время от времени опасливо принюхиваться.
– Ты лучшее, что есть сейчас в моей жизни, – тихо говорю я, чтобы не спугнуть оленя. – Я рад, что мы друзья.
Джесмин поудобнее усаживается на бревне и слегка придвигается ко мне. Хотя… Возможно, мне это только показалось.
– Я тоже.
Глава 16
Приемная в офисе доктора Мендеса обставлена стильной современной мебелью, которая, тем не менее, выглядит очень органично и гостеприимно. Несколько экземпляров журналов Atlantic, New Yorker и Economist разложены на столах, рядом с которыми стоят стулья. Все здесь выдержано в спокойных коричневых и серых тонах. Все вызывает ощущение упорядоченности и серьезности.
Джорджия устраивается рядом со мной и начинает набирать смс.
Дверь распахивается, и в приемную выходит стройный мужчина за сорок. На нем отличного покроя бежевый льняной костюм без галстука. Аккуратная серая бородка и седые виски. На носу – прямоугольные очки в черепаховой оправе.
Он замечает Джорджию, и на его лице расцветает улыбка.
– Вижу знакомое лицо!
Джорджия вскакивает.
– Поскольку я уже не пациентка, могу я вас обнять?
Доктор Мендес широко распахивает объятия.
– Конечно! – Они обнимаются, и он окидывает ее внимательным взглядом. – Выглядишь здоровой и счастливой. – У него едва различимый акцент.
– Так и есть. Как дела у Стивена и ваших детей?
– Ну, Аурелия начинает учиться в академии Хардинга, Рубен через несколько дней отправляется в Стэнфорд. А что касается Стивена… – Доктор Мендес поднимает левую руку, демонстрируя Джорджии серебряное кольцо.
Она взвизгивает и тут же зажимает ладонями рот.
– Вырвалось. Мои поздравления! Когда?
Его лицо сияет улыбкой.
– В июне в Сономе. Это недалеко от того места, где вырос Стивен. Джорджия, это было прекрасно. Даже моя матушка-католичка была там, и я увидел, что она прослезилась.
– Я так рада за вас обоих.
– О, спасибо, спасибо. – Его взгляд падает на меня. – Ну, и кого ты привела?
– Это мой брат Карвер.
Доктор Мендес протягивает мне руку.
– Карвер, рад познакомиться. – Я чувствую крепкое рукопожатие дружелюбного и искреннего человека.
– Рад знакомству, доктор Мендес.
Он указывает в сторону кабинета.
– Пойдем? Без лишних церемоний?
Я вхожу в кабинет. У меня за спиной доктор Мендес спрашивает Джорджию:
– Ты останешься? Если да, то не будем прощаться.
Джорджия говорит, что подождет, пока мы закончим.
Я оглядываюсь. Здесь та же роскошная мебель вперемешку с антикварными вещицами. На стене висят в рамках старинные карты и изображения растений. Пахнет специями и деревом – это теплый, простой и чистый запах. На высоких полках от пола до потолка стройными рядами стоят книги. Здесь руководства по диагностике и другие профессиональные книги, но также книги об искусстве фотографии и живописи, беллетристика и стихи. Классика в кожаных переплетах. Книги на испанском и английском. Я впечатлен.
Доктор Мендес закрывает дверь и машет рукой в сторону двух абсолютно одинаковых коричневых кожаных кресел, расположенных друг напротив друга, и журнального столика между ними, на котором стоят графин с водой, стаканы и коробка с бумажными носовыми платками.
