– Карвер, – зовет меня Джесмин, и ее голос звучит словно издалека, эхом отражаясь от стен похожего на глубокую пещеру коридора с мраморным полом. Она слегка касается моей левой руки. Но я не замечаю ее, потому что неожиданные мысли полностью завладевают моим вниманием: Мне нужен воздух. Здесь должна быть и моя фотография. Мне нужен воздух. Я уже никогда не буду счастлив. Мне нужен воздух. Я отправлюсь за решетку. Мне нужен воздух. Адейр ненавидит меня. Мне нужен воздух. Все думают, что я ухлестываю за девушкой Эли. Мне нужен воздух. Все меня ненавидят. Мне нужен воздух.
У меня противно кружится голова, как будто я оказался на палубе корабля. Затем меня снова охватывает чувство, словно я проваливаюсь под лед. И ощущение, что я смотрю на что-то тяжелое и хрупкое, что вот-вот соскользнет с полки. Перед моими глазами мелькают темные пятна. Мне нужен воздух. Мне нужен воздух. Только не здесь. Не сейчас. Только не это. Не при Джесмин. Не при всех. Ни при ком. Но уже слишком поздно. Это ощущение нарастает, как какой-то ужасный оргазм, – стоило ему случиться, и уже не остановишь.
Пиджак падает из моих рук. Рюкзак соскальзывает вниз и с глухим ударом плюхается на пол. В рюкзаке ноутбук, но сейчас меня беспокоит лишь то, что я не могу дышать, меня хоронят заживо, мне нужно дышать, я умираю.
Джесмин теперь смотрит мне прямо в лицо, сжимая мои руки. Она закрывает меня от толпы.
– Карвер, – шепчет она, – Карвер, что с тобой? У тебя паническая атака? – Я вижу, что за спиной у нее собирается группа студентов.
Я коротко и быстро киваю, чтобы не спровоцировать еще более сильное головокружение. Ноги меня не слушаются. Сердце грохочет в груди. К горлу подкатывает тошнота.
– На улицу, – хриплю я.
– Хорошо. – Джесмин обнимает меня за плечи и помогает идти к выходу. Я двигаюсь с места и, накренившись в сторону и спотыкаясь, делаю пару шагов заплетающимися ногами, а затем выскальзываю из легких объятий Джесмин и налетаю на стену. Голова звонко ударяется чуть ниже того места, где висят фотографии Соусной Команды. По толпе проносится возглас ужаса. Я представляю, какой случится конфуз, если моя жажда воздуха возобладает над чувством собственного достоинства. Если бы Блейк меня сейчас увидел, он бы мной гордился. Двое студентов нерешительно подходят ближе, на их лицах выражение тревоги.
– Позовите медсестру Энджи! – предлагает кто-то. Какой, должно быть, это подарок для Адейр.
Джесмин приседает на корточки рядом со мной.
– Я здесь. Я с тобой, – шепчет она мне на ухо, и цветочно-фруктовый аромат ее шампуня овевает мое лицо.
Она помогает мне подняться, подбирает рюкзак и пиджак, и мы ковыляем к выходу. Я иду, опустив глаза и стараясь не обращать внимания на тихое неодобрительное бормотание, что я не стал дожидаться медсестру Энджи. Джесмин изо всех сил держит меня за руку. У нее сильные пальцы, без сомнения, она натренировала их, каждый день по несколько часов играя на рояле.
Чувствуя стремительно подкатившую к горлу тошноту, я резко останавливаюсь.
– Ты в порядке? – беспокоится Джесмин.
Я несколько раз глубоко вздыхаю и киваю в ответ. Опоздавшие студенты торопливо проходят мимо, бросая на меня обеспокоенные взгляды. Джесмин провожает их глазами.
Я начал потеть еще в прохладном кондиционированном воздухе колледжа, а на улице настоящая баня. Пот каплями стекает по моему лбу, рубашка прилипла к спине, словно лист к мокрому от дождя оконному стеклу. Когда мы наконец добираемся до машины Джесмин, кажется, что мы прошли целую милю.
Слышится скрежет ржавого металла, когда она открывает багажник пикапа.
– Залезай.
Я коротко киваю, орошая землю каплями пота, а затем сажусь в машину, опустив голову, словно произнося молитву. Спасибо, Господи, за дар, который ты мне послал, дав пережить позорную паническую атаку на глазах у всех в первый учебный день, в том числе и у сестры-близнеца моего лучшего друга, которого я убил, сестры, теперь ненавидящей меня и мою новую (и единственную) подругу, Джесмин, которая была девушкой ее брата-близнеца. Пусть этот день станет моим ежедневным унижением. Аминь.
Джесмин что-то ищет в кабине. Наконец она приносит колючее серое одеяло, пахнущее сеном, расстилает его в багажнике пикапа, соорудив что-то вроде походной постели, а затем сворачивает мой пиджак, превращая его в импровизированную подушку.
– Ложись. – Она хлопает рукой по одеялу.
Откинувшись на спину, я щурюсь от яркого света.
– Прости, что из-за меня твое одеяло станет мокрым от пота, – хриплю я.
– Ты мне нравишься, поэтому мне будет все равно, даже если ты измажешь все мое походное одеяло, – откликается она. – Согни ноги. Вот так. – Она захлопывает заднюю дверь. Теперь я надежно скрыт от посторонних глаз.
Голова Джесмин показывается в окне за бортом моей походной постели, черты ее лица едва различимы на фоне яркого неба. Она касается моей щеки прохладной мягкой ладонью.
– Что я могу…
– Иди. Со мной все будет в порядке. Я позвоню Джорджии или придумаю что-нибудь еще.
– Сегодня первый день, а я опоздала.
– Так это же круто.
– У тебя есть мой номер. Напиши, если тебе что-нибудь понадобится. Я буду незаметно проверять сообщения.
– Ты сможешь сделать так, чтобы сюда не ззаявилась медсестра Энджи? Скажи, что я ушел домой.
– Поняла.
– Спасибо.
– Не за что. Ладно, я пойду.
– Тебе, наверное, кажется, что я ненормальный.
– Вовсе нет. Мы обсудим это. – Она снова касается моей щеки, а затем скрывается из виду. Я слышу быстрое цоканье ее каблуков, когда она бежит в сторону здания.
Я достаю телефон, чтобы позвонить Джорджии, но решаю, что лучше немного полежу здесь и соберусь с силами. И я уже не собираюсь провести весь день на занятиях. У меня нет сил. И я… О черт, какой конфуз. Только теперь до меня начинает доходить, что произошло. Мои щеки пылают. Подобно тому, как лыжи помогают уменьшить давление человеческого тела на снег, равномерно перераспределяя вес, и не дают провалиться в сугроб, унижение, распределяемое между несколькими людьми, не дает пасть слишком низко. А теперь я остался совсем один.
Голова пульсирует от боли. Я потираю выступившую на лбу болезненную шишку. Глаза полны слез. Одна горячая слеза скатывается по щеке и мягко падает на одеяло для наблюдения за звездами. Нет, лучше так: одеяло, на котором Джесмин с Эли смотрели на звезды (и не только?). Значит, сегодня я отнял у тебя уже две вещи, Эли. Твой билет на концерт Диэрли и место на звездном одеяле. Но если это тебя хоть немного утешит, я дорого заплатил за это, испытав настоящее унижение. И не сомневаюсь, что Адейр сделает все, чтобы я заплатил еще больше, если судья Эдвардс не доберется до меня первым.
