— Оттащите их к подножию холма и снегом забросайте немного. Потом его еще наметет, хоть какие-то похороны.
Нет возможности устроить полноценные могилы. Для этого придется долбить промерзлую землю, а это работа даже не на часы, а на дни. Да и какой смысл в похоронных ритуалах? При катастрофе в первые мгновения погибли тысячи, а многие из уцелевших не пережили их даже на полчаса, быстро угаснув под сдавливающими завалами. Каким образом можно всех похоронить? И кто будет этим заниматься? Кучка мародеров, явившаяся за железом и ограниченная жесткими сроками? Если задержатся, обрекут себя на голод, а может, и смерть, им нельзя отвлекаться от главной задачи.
Горы жестоко поступают с ослабевшими.
Рогов поплелся назад посмотреть, что там с Лысым. Если руку пострадавшего не приведут в норму, он не сможет потащить тяжелый груз. Значит, у них минус один рюкзак, а это бесценные килограммы не полученного поселком железа.
Металла, за который они готовы убивать и умирать.
За спиной удивленно охнули, и Айболит поспешно пролепетал:
— Тюк! Тюк шевельнулся! Я видел!
— А «здравствуйте» он тебе не сказал? — язвительно уточнил Киря.
— Да что ты за человек! Говорю же, шевельнулся он!
Рогов, вздохнув, развернулся. Раз уж не успел уйти, надо самому проверить, а то парочка товарищей может долго препираться на ровном месте. Всем хорош Киря, но его можно не кормить вообще, только поболтать давайте.
— Какой тюк шевелился?
— Этот. Вроде. Ну да, он. Там что-то живое, я точно видел.
Склонившись над указанным тюком, Рогов принюхался. Запаха разложения не учуял, но это ни о чем не говорит: нос мог уже свыкнуться со смрадом или труп лежал все это время в удачно ледяном месте.
Великаны никак не завязывали брезент. Просто укладывали на него страшный груз, сворачивали, устраивая что-то вроде громадного узелка. Хватали за края и несли через плечо. Для них это все равно что авоська с парой буханок хлеба.
Рогов просто потянул за уголок, и края брезента неохотно разошлись.
Все трое замолчали, уставившись на содержимое тюка. Там и правда было кому шевелиться, потому как вместо покойника оказалось живое содержимое. Девочка лет десяти. А может, девяти. Или всех двенадцати.
А если взглянуть в глаза, сверкавшие из-под нечесаных грязных волос, можно дать куда больше.
Глаза древней старухи, которая видела в этой жизни все.
— Ты кто? — Айболит задал сакраментальный вопрос.
Девочка попыталась вжаться в брезент и даже потянула на себя его край, прикрываясь.
— У кого есть еда? — спросил Рогов. — Дайте хоть что-нибудь.
— В рюкзаках все, а они там, — Киря указал на холм.
— Айболит, бегом туда, и принеси… Я не знаю, мяса кусок и рыбы тоже кусок. Только бегом.
Тот без возражений понесся выполнять приказ, а Рогов, стараясь не побеспокоить девочку, осмотрел ее повнимательнее. Грязная до такой степени, что непонятно, как можно насобирать столько грязи среди чистейших снегов. Несколько слоев видавшей виды одежды, богатой на прорехи и подозрительные пятна. Никаких шкур или прочих признаков первобытного существования — немного шерсти и почти сплошь современная синтетика, которой много осталось в развалинах. Шапки нет вообще, возможно, потеряна, но и без нее голова не должна сильно мерзнуть: длинные волосы скатались в жесткий колтун, который проще срезать под корень, чем расчесать.
— Это наша мелкая барышня, а не самка этих громил, — тихо произнес Киря.
— Без тебя ни за что бы не догадался…
— Да без меня ты мясо от рыбы не отличишь, Рогов. Сама бы она здесь не выжила. По глазам видно, что не одна. Кто-то еще есть.
— Или был.
— Может, и так.
Вернулся запыхавшийся Айболит. Бежал так, как здесь бегать нельзя: тут даже при небыстрой ходьбе одышка начинается. Теперь бедолага не сразу отойдет, организм бурно реагирует на любые нагрузки, если это случается в высокогорье.
— Вот: рыба и мясо. Дайте чуток отдышаться.
— Дыши-дыши, — разрешил Рогов, принимая принесенное.
Присел возле разверзнутого узла, протянул девочке кусок подкопченной рыбы и, состроив максимально приветливую улыбку, произнес:
— Бери. Бери, не бойся, это вкусно.
Но у девочки на этот счет имелось другое мнение. Еще сильнее забившись на дно узла, она сжала зубы с такой силой, что они заскрипели.
Киря покачал головой:
— Тебе, Рогов, дети противопоказаны. Не вздумай никогда никому колыбельную спеть, на всю жизнь заикой оставишь. Не приспособлен ты к педагогике. Вот зря со своей пассией так себя ведешь. Взял бы ее сюда, почти все дети от нее без ума. С ходу бы навела между вами крепкий мостик взаимопонимания. Тебе покусанного шершнями черта играть с твоим пропитым голосом и живодерской физиономией.
— На себя посмотри… красавчик.
— Я? Да я почти топ-модель, ты в сравнении со мной куча навоза на фоне беломраморного дворца. А ну дай рыбу, сейчас покажу мастер-класс. Эй, пуговица мелкая! Ну и как там тебе сидится? Холодно небось. А я вот добрый дядя Киря и свалился сюда не откуда-нибудь, а из теплых краев. Снега там вообще нет, клянусь здоровьем Рогова, чистая водичка вместо снега течет. Воды, скажу я тебе, много. Теплая она, можно купаться в хорошую погоду. И купаемся, конечно. Потому детишки наши бегают чистые, и прически у них красивые. А я смотрю на них, радуюсь и удочку закидываю. А мне раз, и ловится ну прямо огромная рыбка. Рыбина то есть. Ну я ее засолил, закоптил и положил в рюкзак, когда сюда пошел. И теперь вот решил тебя угостить. Ты ведь небось даже не видела такой, не говоря уже о том, чтобы попробовать. А еще я про эту речку, где рыбачил, знаешь что расскажу? Ты не поверишь, потому что…
Киря повествовал в таком духе все дальше и дальше. И, странное дело, в глазах ребенка начали разгораться огоньки жизни. Она явно проявляла интерес к сумбурному рассказу страшного непонятного мужика со свежим шрамом от метательного рога на полщеки и клочковатой козлиной бородой. Ее будто гипнотизировал ею нескончаемо нелепый речитатив.
А потом она протянула руку, выхватила кусок рыбы, вгрызлась в него с такой жадностью, что Рогов даже удивился тому, что при этом она не заурчала голодной кошкой, дорвавшейся до немыслимого лакомства.
Киря покосился на него победно — дескать, посмотри, какой я великий детский педагог, после чего показал кусок сушеного мяса и начал нести чушь на тему, что это не мясо вообще, а некая субстанция из спрессованных тропических устриц, приготовленная с добавками дорогих специй, которые он лично добывал на верхушках высоченных пальм. И даже чуть не упал однажды, что грозило неминуемой смертью, потому что высота там немереная и для сбора урожая приходится применять раздвижные лестницы высотой с девятиэтажный дом.
