Оглянулся. Темный прямоугольник стекла в обрамлении белого наличника был пустым. На меня никто не смотрел.
— Я думаю, дэймосов интересовали не могилы твоих жертв, а твой мир, в котором они находятся, — бодро откликнулся оракул.
Колючее прикосновение потустороннего мира схлынуло, оставив легкое недоумение.
— Зачем?
— Ты — часть целого, — глубокомысленно заявил Герард и отключился.
Я посмотрел на замолчавший коммуникатор, сунул его в карман и поведал собственному отражению:
— С оракулами всегда было сложно.
Снял кожух с мотора, положил на землю возле бочки и принялся перебирать свечи в коробке. Все нуждались в зачистке. Электрическая эрозия оставила следы черной окалины между электродами, и я полез в коробку с инструментами за тонкой полоской наждака.
Четыре жертвы. Один мертв, другой недоступен сейчас, третий заблокирован, четвертая лишена дара…
Феликс, у меня слишком много вопросов к тебе.
Возясь с мотором, я машинально напевал любимую песню учителя:
Jede Nacht genau der selbe Traum
Mich umgibt ein kalter schwarzer Raum…
[18]
Каждую ночь один и тот же сон:
Меня окружает холодное черное пространство,
Тяжело дается каждый глубокий вдох,
Я кричу, но ты больше не слышишь меня.
Ищи меня глубоко в бездне своих снов,
Я нахожусь шестью футами ниже.
Высоко над головой вороны неторопливо перелетали с ветки на ветку. Галдели, метались черными тенями, пару раз сверху планировали перья, крутясь в воздухе и утыкаясь в землю острыми носами. В переплетенных сетях туч запутались дождевые капли, готовые падать на землю холодным, расплавленным серебром дождя.
Каждый раз одна и та же игра:
Ты ищешь меня, но я давно у цели.
Земля легко сыплется на мое лицо,
Я слушаю свое сердце, но, похоже, оно не бьется.
В прозрачном осеннем воздухе застыло ожидание. Предстоящей зимы, долгой непогоды и чего-то еще неведомого, опасного. Дом тоже затаился. Он-то, глубоко погруженный корнями фундамента в глубины мира снов, знал наверняка, что происходит. Перекачивал энергии из одной реальности в другую, хлопал дверьми, выпуская и впуская невидимых визитеров.
Возьми лопату, она приведет тебя ко мне.
Тебе нужно еще глубже, ведь я жду тебя здесь.
Рой могилу, она — тоннель, что доведет тебя до цели.
В конце ждет свобода…
Герарду бы погрузиться в сон здесь. Среди обломков сокровищ дэймосов нескольких поколений. Надо предложить ему сделать это.
Ищи меня глубоко в бездне своих снов.
Тебе нужно еще на шесть футов ниже.
[19]
Я выпрямился, посмотрел на небо, пахнущее близким дождем, затем взялся за рукоять веревочного стартера и дернул на себя, как учил Феликс, — сильно и в то же время плавно.
Лучшее, что сейчас можно сделать, последовать совету учителя. Если у тебя слишком много вопросов, а ответов нет — собери всю доступную информацию и не думай о проблеме. Решение придет.
Мотор взревел. Бодро и мощно. Гребной винт начал вращаться, вода вскипела белой пеной, бочка затряслась. Я повернул рукоятку на конце румпеля до упора. Рев и бурление стихли, во влажной звенящей тишине звучало лишь карканье потревоженных ворон. А я почувствовал близко чье-то присутствие и поднял голову. Рядом стояла Хэл. Именно такая, какой я так часто ее вспоминал. Короткая юбка, расстегнутая куртка больше на два размера, под ней серый вязаный свитер, светлая полоска кожи над чулками. Растрепанные каштановые волосы. Внимательные серые глаза жадно смотрели на меня. Рассматривали мое лицо, словно пытаясь увидеть следы печали, трудностей или болезни. Не нашли, и Хэл улыбнулась, расслабилась. Перевела взгляд на бочку.
— Что это за древняя рухлядь?
— Это, между прочим, — произнес я с достоинством ценителя и хранителя раритетов, — подвесной лодочный мотор «Зефир-8» с двухтактным двухцилиндровым двигателем и дефлекторной продувкой.
— Выглядит чудовищно, — безапелляционно заявила Хэл. — И что, он работает?
— Как видишь.
— На нем можно плавать?
— Конечно. Хочешь дернуть?
— Давай, — с вполне предсказуемым азартом сказала девушка, отодвинула меня, взялась за стартер и уверенно рванула его на себя.
Мотор недовольно заклекотал, но не завелся.
— Давай еще раз.
У нее получилось с третьей попытки. Мы обменялись довольными взглядами, и я заглушил мотор. Сполоснул руки водой прямо из бочки, вытер старым полотенцем, висящим тут же.
Хэл отступила на шаг и как будто отдалилась. Я почувствовал ее легкий холодок и спросил дружелюбно-вежливо:
— Как дела?
— У меня новый учитель, — ответила она так же предельно учтиво.
— Неужели?
— Я говорила с Геспером…
— Хороший выбор. Он прекрасный целитель.
— Кстати, он очень хорошо о тебе отзывался.
— Неужели?
Хэл усмехнулась.
— Похоже, тебя заклинило на этом слове. Не злись, ладно?
— Я не злюсь.
Моя бывшая ученица помолчала, слизнула каплю дождя, упавшую ей на верхнюю губу.
Она была прежней и другой. Человек, который принял важное решение и ни за что не отступится от своей цели.
— Я приехала забрать кое-какие свои вещи. Дневник сновидений остался у тебя.
— Зайдешь?
— Зайду, пожалуй.
Она не торопясь поднялась по ступеням, погладила ручку двери, помедлила в коридоре. Принюхалась к привычному запаху кофе из кухни, улыбнулась мельком. Заглянула в комнату, где мы проводили занятия, постояла на пороге. Но входить не стала. Так же не торопясь прошла в гостиную. Здесь на столе все еще лежал ее чемодан с карандашами, альбомы для рисования, тут же валялся мой старый коммуникатор, клочок бумаги с номером загадочного лекаря дэймосов. Рисунки, сделанные мной для Талии.
— Кто это? — Хэл взяла портрет Адриана.
— Не важно. — Я забрал лист из ее рук и убрал в папку.
— А чей это номер?
— Не важно, — повторил я и вытащил из кипы набросков ее дневник. — Вот, возьми.
