Фидельма потрясенно покачала головой, снова подняла лампу и осветила тело.
Невдалеке что-то блеснуло.
Одна поднялась, подошла и подняла что-то с пола, и глаза ее округлились от изумления, когда она разглядела находку.
То был серебряный потир, сделанный не очень искусно и слегка погнувшийся и поцарапанный от неаккуратного обращения. Она мгновенно осознала, что у нее в руках скорее всего одна из чаш, пропавших из сундука Вигхарда. Но что это значит? Тысячи вопросов замелькали в ее голове. Тысячи вопросов и ни одного ответа.
Если Ронан Рагаллах имел при себе пропавшие сокровища Вигхарда, значит ли это, что он их украл, а если да — означает ли это, что она ошибалась и в самом деле убийцей был он? Но нет, что-то тут не так. Зачем тогда ему было писать ей, назначать встречу и клясться, что он не имеет отношения к смерти архиепископа? Она была в растерянности.
Снова наклонившись над телом, Фидельма принялась торопливо ощупывать одежду. В кожаном кошельке-крумене у Ронана лежало несколько монет и листок папируса. Она взяла его и рассмотрела. Он был исписан теми же странными буквами, что и лоскут, найденный на полу его комнаты на постоялом дворе Биэды. Арабским письмом.
Фидельма изумленно вдохнула, увидев, что листок оборван. И кусок, которого недоставало, по размерам и форме был очень похож на тот, что она нашла. Значит, это и была оставшаяся часть записки. Она быстро спрятала папирус в сумку-марсупий. Затем взяла в одну руку серебряный потир, а в другую лампу, встала и отправилась обратно в катакомбу Аврелии.
Не успела она войти туда, как услышала приближающиеся голоса. Она помедлила. Голоса были низкие, громкие и отдавались эхом. Говорили на каком-то странно звучавшем языке.
Здравый смысл подсказал Фидельме, что эти люди никак не могли быть причастны к убийству брата Ронана. Тот, кто только что убил ирландского монаха, вряд ли мог появиться, крича и топая, со стороны, противоположной той, куда он, вероятнее всего, убежал. Но какое-то чувство заставило ее замереть. На мгновение задумавшись, она оглядела пустые локулусы, нашла среди них один, который наименее возвышался над полом и, потушив лампу, забралась в него и легла на спину, как лежат мертвые.
Голоса приближались.
Уже было понятно, что это спорят двое мужчин — хотя языка она не понимала, но отчетливо слышала горячность в интонациях. На стенах запрыгали пятнышки света. Она лежала, подглядывая меж полуприкрытых век, и молилась, чтобы эти двое, проходя мимо, не решили осмотреть покоящиеся в нишах тела.
Две темные фигуры вошли и, к ее ужасу, остановились посреди зала, подняв свечи.
Фидельма услышала, что один сказал что-то, что содержало слова «Аврелия Рестутус». Другой несколько раз произнес слово «кафир». Очевидно, они ждали. Она закусила губу, задумавшись. Неужели они ждали брата Ронана Рагаллаха?
Один из них — судя по всему, менее терпеливый, чем его товарищ, — пошел в следующий зал. Фидельма лежала неподвижно, зная, что он увидит там. Вскоре оттуда донесся отрывистый крик и какое-то слово — что-то вроде «Бисмилла!». Потом она услышала, как второй человек подбежал к своему товарищу и воскликнул: «Ма усбилла!»
Когда же пещера вновь погрузилась во тьму, Фидельма выскользнула из ниши, схватила лампу и потир и тихо и быстро вышла в другой коридор. За спиной слышались встревоженные голоса. Она не рискнула остановиться, чтобы зажечь лампу, и с надеждой двинулась вперед в темноту. Она повторяла про себя наставление Антонио, на этот раз в обратном порядке, и стала взбираться по короткой лестнице, переложив лампу и потир в одну руку, а другой ощупывая пространство перед собой. Ей удалось преодолеть ступеньки, лишь один раз оцарапав колено об острый камень.
Поднявшись, она приостановилась, чтобы отдышаться, а потом свернула направо, в длинный коридор. Как долго по нему идти? Через двести шагов коридор расширился, и она оказалась в богато украшенном склепе. Она снова остановилась, тяжело дыша, и склонила голову набок. Звуков погони слышно не было.
Фидельма опустилась на колени в совершенной темноте и поставила на пол перед собою лампу и потир. Потом порылась в сумке и вытащила коробочку с трутом. От волнения ей не сразу удалось зажечь светильник.
Когда помещение залил ровный теплый золотой свет, она глубоко вздохнула с облегчением и села, чтобы немного отдохнуть. Потом, подобрав потир и лампу, поднялась на ноги и пошла дальше по коридору в следующий зал, а оттуда — к длинной лестнице, что вела на уровень выше. Она шепотом клялась самой себе, что никогда больше ноги ее не будет в этом мрачном лабиринте.
Фидельма была уже в последнем длинном коридоре, длиною около ста шагов. Сдержав внутреннее желание броситься наутек, она спокойным шагом направилась вдоль его извилистых стен. Она чувствовала себя немного глупо. В конце концов, ясно, что эти двое незнакомцев не были убийцами Ронана Рагаллаха. Тогда чем они могли угрожать ей? Она корила себя за трусость, но не могла побороть неясного страха, который охватывал ее в этом темном, угрюмом подземелье среди могил. Она мучилась вопросом: вдруг они и вправду пришли, чтобы встретиться с Ронаном, и если это так, то кто они такие?
Вдруг новая мысль заставила ее вздрогнуть. Ронан Рагаллах встретил свою смерть точно так же, как Вигхард. Его удавили. Значит, это не Ронан удавил Вигхарда. Но тогда — и в этом была главная загадка, — если Ронан не убивал Вигхарда, тогда что же он делал с частью сокровищ, похищенных из Вигхардовых покоев?
Ронан отрицал свою вину и хотел встретиться, все объяснить ей. Что объяснить?
Она вспомнила о листке папируса в марсупии и подумала, не в нем ли можно найти ответ. Надо будет непременно найти субпретора Палаты Чужеземцев, брата Осимо Ландо, и попросить его перевести. Вот где заключена тайна.
Она подошла к перекрестку коридоров, повернула налево и подошла к ступеням, ведущим наверх, к свету и кладбищу.
Она заметила неясную фигуру впереди, еще заворачивая за угол. И фигура показалась знакомой, хотя Фидельма видела лишь силуэт, и тот краем глаза. Потом вдруг резкая внезапная боль в затылке, и все погрузилось в полную темноту.
Чей-то голос, словно за тысячу миль от нее, позвал ее по имени.
Фидельма поморгала и осознала, что ее тошнит и у нее кружится голова. Она застонала. Кто-то поднес к ее губам холодную воду. Она сделала глоток, вода попала не в то горло, она закашлялась и чуть не подавилась. Фидельма открыла глаза, и свет тут же ослепил ее. Она снова поморгала. Оказалось, что она лежит на спине, а над ней на синем куполе неба беспощадное желтое солнце немилосердно жжет ей лицо. Она снова застонала и закрыла глаза.
— Сестра Фидельма, вы слышите меня?
Голос был знакомый, и несколько секунд она лежала, пытаясь понять, чей.
На лицо ей закапала холодная вода.
Она застонала, всей душой желая, чтобы ее оставили в покое, наедине с головокружением.
