К ее удивлению, тессерарий ответил не задумываясь:
— Очень просто, сестра. Или Ронан уже успел спрятать награбленное, когда Марк его задержал, или у него был помощник, который в это время незаметно унес сокровища.
Фидельма недоверчиво покачала головой.
— Помощник? Прекрасная мысль. Помощник, которому удалось проскользнуть мимо стражи? Звучит не очень правдоподобно, Лициний. Вот вы кого-то убили и ждете рядом с мертвым телом, пока ваш помощник дважды выйдет и незаметно для охраны унесет все ценные вещи и спрячет их. Потом вы ждете дальше, убеждаетесь, что помощник благополучно ушел, покидаете место преступления с пустыми руками… и тут вас ловит стража.
— Тогда первый вариант — что Ронана поймали после того, как он уже спрятал сокровища, — сказал Эадульф. Потом добавил, рассуждая вслух: — Но если Ронан их спрятал, вряд ли он стал бы возвращаться после этого к комнатам Вигхарда. Наоборот, ему нужно было как можно скорее покинуть это место…
— А кто вообще сказал, что Ронан шел из Вигхардовых комнат, когда Марк Нарсес его заметил? — неожиданно спросила Фидельма.
Лициний и Эадульф, нахмурившись, смотрели на нее.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Эадульф.
— Лициний недавно сказал что-то, что навело меня на мысль…
— Я? — озадаченно спросил стражник.
Фидельма кивнула, задумавшись.
— Предположим, Ронан убил Вигхарда ради сокровищ. Вигхард мертв. Ронану нужно сложить сокровища не менее чем в два мешка. Как ему их спрятать? Нужно самое меньшее дважды сходить туда и обратно. И после этого его замечает Марк Нарсес, но не по дороге из комнат Вигхарда, а по пути оттуда, где он спрятал мешки, на этом же этаже.
— И? — нетерпеливо спросил Эадульф, когда она снова замолкла.
— Но где он мог их спрятать? — вмешался Лициний. — Я уже говорил, что поблизости нет никаких потайных комнат, ниш или закутков, где можно было бы оставить сокровища. А комнаты, которые были свободны в ту ночь, Марк Нарсес обыскал уже дважды.
— Да, вы это говорили. И стражники искали везде… — внезапно Фидельма оборвала фразу на полуслове и уставилась на Лициния.
— Марк Нарсес обыскал… что? — Ее голос был как удар хлыста.
Юный стражник не мог понять, что он такого сказал.
— Я просто говорю, что Марк Нарсес выполнил ваше указание и два раза обыскал те комнаты, которые в ту ночь не были заняты.
— Я думала, он обыскал все комнаты.
Лициний озадаченно развел руками.
— Ну не мог же брат Ронан попытаться спрятать украденное в комнатах, где в это время были люди из свиты Вигхарда. Вот мы и подумали…
Фидельма тихо застонала.
— Все комнаты, свободные или нет, нужно было обыскать.
— Но…
— Вот, например, осмотрел ли Марк Нарсес комнату Эадульфа?
Лициний глядел то на нее, то на Эадульфа так, как будто они сошли с ума.
— Конечно нет!
— Моя комната в ту ночь была свободна, — медленно, спокойным голосом произнес Эадульф.
— Идемте! — Фидельма щелкнула пальцами и так резко поднялась, что тессерарий вздрогнул от неожиданности.
Он выглядел ошарашенным.
— Я не понял… Куда?
Фидельма презрительно взглянула на него.
— Комната Эадульфа была свободна, потому что он был в базилике Святой Марии Снежной на полунощной мессе по святому Айдану Линдисфарнскому.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Поиск в кубикуле Эадульфа, по размеру значительно уступавшей богатым покоям Вигхарда, ничего не дал. На самом деле Фидельма и не ожидала найти там пропавшие сокровища. Однако она надеялась увидеть какой-нибудь след, указывающий, что они там побывали, — это помогло бы решить загадку, мучившую ее с самого начала. Но и при самом тщательном осмотре каждого уголка комнаты не нашлось ничего такого, чего в ней не должно было быть. Фурий Лициний скривился.
— Значит, все было, как я говорил — у брата Ронана Рагаллаха был помощник. И когда его схватила стража, помощник просто унес драгоценности.
Фидельму не вполне удовлетворило это объяснение, хотя она начала постепенно понимать логику его рассуждений.
— Я так полагаю, жилье Ронана тоже как следует обыскали?
Лициний энергично закивал головой.
— Марк Нарсес лично осматривал его, но не нашел ни следа драгоценностей Вигхарда.
— Я бы хотела сама осмотреть комнату Ронана.
В глазах Лициния читалось неодобрение.
— Прямо сейчас?
— Почему бы и нет?
Они повернулись к выходу и увидели, что в проеме двери стоит какой-то человек. Он был такого высокого роста, что, казалось, ему придется согнуться, чтобы пройти в дверь. Лицо его было неприятное и смутно знакомое Фидельме. Да, та самая черствость, с первого взгляда неприятно поразившая ее в облике настоятеля Путтока из Стэнгранда. У него было смуглое лицо с жестоким ртом и ледяными голубыми глазами, глубоко сидящими под черными бровями. Нет, настоятель Путток был не из тех мужчин, которые казались ей привлекательными, но она понимала, что, на чей-то другой взгляд он, должно быть, очень красив. Он смотрел на нее с некоторым любопытством, напряженным взглядом, как смотрит на свою жертву кошка, готовясь к прыжку.
— Я слышал, что вы хотите допросить меня, Фидельма из Кильдара, — сказал он негромко и вкрадчиво, но холодно. Казалось, брата Эадульфа он вовсе не замечал. — Сейчас самое подходящее время.
Высокая его фигура уже оказалась в комнате, возвышаясь надо всеми. За ним вошел Эанред, его слуга и секретарь, сдержанный и мягкий человек, которого не сразу разглядишь в толпе из-за скромной манеры держаться и неприметной внешности. Фидельма заметила, что он все время маячит за спиной Путтока, как преданная тень.
Она нахмурилась. Ей не по душе была властность Путтока, считавшего, что он тут главный.
— Я собиралась позвать вас позже, Путток, — начала она, но настоятель прервал ее нетерпеливым движением руки.
— Мы разберемся с этим сейчас, потому что позже я занят. У меня встреча с епископом Геласием.
Он замолчал, вытирая рукою пот со лба.
— А сейчас, — настоятель прошел к кровати Эадульфа и тяжело опустился на нее, глядя на них своими холодными голубыми глазами; Эанред же почтительно стоял у двери, сложив руки под рясой, — что за вопросы вы хотели мне задать?
Фурий Лициний был бесстрастен; Фидельма и Эадульф переглянулись. Сакс был явно позабавлен тем, как настоятель пытается навязать всем свою волю. Но, встретившись взглядом с Фидельмой, Эадульф поспешил придать своему лицу более серьезное выражение. Он понял, что означают ее напряженные губы.
