Я нахожу Лив там, где ей и надлежит быть в такое время. Немного задерживаюсь на входе в парк, молча наблюдаю за тем, как она, сидя на скамейке, пьет свой утренний кофе и листает свежую газету. Сейчас мне предстоит сделать шаг, требующий некоторой решительности и даже силы духа. Я подойду к ней и откровенно признаюсь, что мне позарез необходима ее помощь. Что мне вообще крайне нужен надежный человек рядом. Медленно бреду по направлению к площадке для выгула собак, дергаю за защелку на калитке. Лив поднимает глаза, бросает на меня рассеянный взгляд и тут же вздрагивает от неожиданности. Узнала!
– Нелл? – Она поднимается со скамейки. – Вы тоже обзавелись собакой?
– Нет, собаки у меня нет. Зато я принесла с собой свежий кофе.
– Простите, но я не вполне понимаю. Что вы здесь делаете?
– Мне нужно поговорить с вами. Очень нужно! Я даже послала вам СМС на офисный телефон.
– Не стоило вам приходить сюда. Так не положено. – Лив явно раздосадована. Она бросается на поиски своего пса. Тот копошится в груде опавшей листвы в самом дальнем углу площадки. – Давайте условимся о встрече на завтра.
– Выслушайте меня, пожалуйста. Прошу вас. Обещаю, что впредь я не буду своевольничать. Понимаю, существуют определенные правила, ваша работа регламентирована строгими рамками и прочее.
– И как видите, такая регламентация просто необходима. Прежде всего во благо нашим пациентам, – перебивает она меня.
– Понимаю, что все эти строгости ради нашего блага. Но я уже здесь, перед вами, и мне нужно всего лишь пятнадцать минут времени, не более. – Вижу, Лив мнется в нерешительности. – И я принесла только что заваренный, горячий кофе.
– Хорошо! – уступает она наконец и снова садится. – Ровно пятнадцать минут, и ни минуты больше. А за это, я надеюсь, вы отблагодарите меня прилежным трудом на наших занятиях на будущей неделе.
– Скорее всего, на следующей неделе нам придется сделать перерыв. Я собираюсь уехать из города на время.
Она бросает на меня скептический взгляд.
– Что стряслось? Что такого случилось, что вы бросились разыскивать меня в ранее воскресное утро, устроив засаду прямо на площадке для выгула собак?
Я рассказываю ей все. Про Питера. Про Джинджер. Про Пейдж. И про Джейми тоже. Тот оставил мне на голосовом ящике сообщение. Дрожащий голосок, притворяется, что очень расстроен. Дескать, он не ожидал, что все так получится, не замышлял ничего плохого, надеется, что я перезвоню ему, и тогда он все мне объяснит. Потом я рассказываю Лив о своей сестре Рори, о своей подруге Саманте, о том отчаянии, в котором я пребываю после того, как все мои семейные тайны всплыли наружу.
– Так на кого же вы больше всего злитесь? – спрашивает у меня Лив, когда я изложила ей в общих чертах свою историю.
– Вы лучше спросите меня, на кого я сейчас не злюсь! – эхом вторю ей я.
– Не похоже, чтобы это был Питер. Во всяком случае, по вашему голосу я не могу сказать, что он и есть главная причина вашего негодования.
– От него я просто в бешенстве, – отвечаю я и задумываюсь над тем, какой процент правды содержится в моем ответе. – Но одновременно я испытываю чувство облегчения.
– Почему? – спрашивает меня Лив, берет лежащий рядом с нею теннисный мячик и что есть сил швыряет его в самый дальний угол площадки. Пес, который уже неспешно семенил в нашу сторону, резко разворачивается и пулей мчится за мячиком.
– Наверное, потому, что моя интуиция меня не подвела.
– В чем именно она не подвела вас?
– Я говорю о своем первом впечатлении, когда я увидела Питера еще там, в госпитале. Тогда мне показалось, что этот мужчина совсем мне не подходит, но надо отдать ему должное. Он старался. Старался помочь моей матери и всем остальным убедить меня в том, что это не так. – Я передергиваю плечами. – Хотя бы один раз, но моя интуиция не подвела меня.
Я сознательно молчу про Джейми. Как решила довериться ему полностью, про свое ложное чувство близости, которое у меня возникло по отношению к этому парню, будто он мой старый-старый друг и приятель. Или даже кузен или родной брат. А ведь ничего этого не было и в помине.
– А что скажете про вашу мать? Или про Рори?
– Зла на обеих сверх всякой меры и не знаю, что мне с собой поделать.
Звучит, конечно, весьма нелицеприятно. Что-то во всем этом есть такое капризное, ломкое, даже взбалмошное. По всей вероятности, со стороны я произвожу впечатление очень несимпатичной особы. Но что же мне делать, если я действительно злюсь на них? Если я действительно такая взбалмошная?
– Вы злитесь на них за то, что они вам ничего не рассказали?
– Для начала – да! Но главным образом за то, что они обращались со мной, как с маленьким ребенком. Не поняли, что я уже взрослая женщина и могу сама разобраться со своей личной жизнью.
– В ваших словах есть определенное противоречие, – замечает Лив. Появляется запыхавшийся Вильсон с мячиком в зубах. Он кладет мяч у ног хозяйки. Лив поднимает его с земли и снова швыряет вдаль. – С одной стороны, вы злитесь на них за то, что они вам ничего не рассказали, а с другой – вы злитесь на себя за то, что у вас не хватило веры в себя, необходимой для того, чтобы все свои проблемы решить самой.
– Послушайте! На меня за последнее время обрушилось много гадостей, в том числе и по вине близких. Вы не можете запрещать мне испытывать к ним соответствующие чувства.
– А я вам ничего и не запрещаю, – возражает мне Лив и делает большой глоток кофе. – Давайте-ка мы вернемся к нашей методике свободных ассоциаций, которую мы практиковали на наших самых первых занятиях.
– Зачем? Мне просто захотелось выговориться до конца о том, что случилось, и больше ничего.
– Это я поняла. Но поскольку сегодня вы пришли ко мне, а не я к вам, то потому я и диктую правила. Это во-первых. А во-вторых, свободные ассоциации помогут вам подключить к нашей беседе те самые ваши внутренние инстинкты, которые вы чаще всего отметаете прочь, не обращаете на них внимания, не прислушиваетесь к своему внутреннему голосу, сознательно игнорируете все его подсказки, хотя, быть может, вторичной подсказки вы уже не получите никогда.
– То есть снова возвращаемся к тем стенам, которыми я отгородилась от окружающего мира?
– А мы с вами за них еще даже не выходили.
Я тяжело вздыхаю.
– Я вам говорила о том, что в школе меня звали Снежной королевой? – Лив отрицательно мотает головой. – Так вот, меня звали Снежной королевой. Во всяком случае, так мне сейчас рассказывают.
Я вдруг вспоминаю песню The Beatles, в честь которой меня назвали. Но ведь это же песня о самой одинокой на свете женщине! Получается, что уже изначально у меня не было никаких шансов стать другой.
– А что для вас означает это прозвище? – спрашивает меня Лив.
