Я иду вперед. Роскошное освещение. Несмотря на промозглый и пасмурный день, в квартире очень светло и много воздуха. То ли взмывающие ввысь потолки тому причиной, то ли кирпичная кладка стены. А вот и камин, точь-в-точь такой, как мне описала его Тина еще в пиццерии. Балочные потолки притягивают взгляд, и я невольно задираю голову вверх. Почему мне так знакома их конструкция? Почему вообще один вид этой квартиры производит на меня двоякое впечатление? С одной стороны, я моментально расслабляюсь и чувствую себя здесь как дома. А с другой – все мой нервы напряжены до предела. Я подхожу к окнам, выходящим на Ист-Ривер. Капли дождя затуманили стекла. Река внизу кажется неприветливо холодной и коварной, мутные потоки воды, залитые сверху проливным дождем.
Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе что-нибудь. В голове вдруг начинает звучать мотив одной из композиций группы The Smiths. Может быть, это подсказка? Тот самый путеводитель, который я так тщетно ищу?
«Это не мой дом. Это – их дом. И меня здесь больше не ждут».
Когда же я впервые увидела эту квартиру? Пять или шесть месяцев тому назад. В апреле. Да, был апрель, самая середина весны. Я снова открываю глаза и вижу перед собой совсем другую реку, спокойную, приветливую, по-весеннему голубую. И тут меня осеняет.
Ну конечно!
Отчетливо помню лето. То самое лето… Нет, это был не главный дом. Тогда… где? Скорее всего, в мастерской отца. Так мне подсказывает мой внутренний голос. Чувствую под ногами ковер. Тот самый, что теперь лежит на полу моей гостиной. Я стою босая, но ворс еще не вытерся до такой степени, как сейчас. Шерстяной покров приятно согревает подошвы ног, щекочет своды стоп. Где-то в глубине комнаты громыхают ребята из группы The Smiths. Вот как и сегодня. Впрочем, не уверена, что так оно и было в действительности. Вполне возможно, что это такой своеобразный мостик, который я перекидываю из дня сегодняшнего в свое прошлое. Прямо передо мною огромное панорамное окно, на всю ширину комнаты. А за окном расстилается водная гладь. Что это? Озеро? Или река? Прекрасный летний день, напоенный солнцем и теплом, и все мое естество тринадцатилетнего подростка жаждет побыстрее окунуться в эти прохладные воды. Вот я и забрела в мастерскую в поисках отца, хочу вытащить его на улицу, чтобы он тоже немного поплавал вместе со мною. Отец… Изо всех сил напрягаю свои мозги, пялюсь на затянутый дождем горизонт, стараюсь представить себе отца. Где же он? А, вот здесь! Он сидит в углу, опершись о кирпичную стену, и похож на мяч, из которого выпустили воздух. Или на скорчившийся эмбрион. Он плачет, он рыдает навзрыд, стонет, с его губ срываются звуки, похожие на рев раненого зверя. Все стены заляпаны разлитой краской, у его ног валяется разломанный на части мольберт. На полу, возле самой кромки ковра, сиротливо примостилась мишень для игры в дартс. Я смотрю на отца, стоя в дверном проеме, и вдруг инстинктивно отступаю на шаг назад. Потом отступаю еще… Крадусь, стараясь остаться незамеченной. Никому не расскажу, что я здесь видела. Но тут я спотыкаюсь, у меня подворачивается нога, и я со всего размаха падаю на пол. Бейсбольная бита, та самая, что на фотографии из моего альбома, оказывается рядом со мной. Я слышу, как зашевелился отец, как он поднялся из своего угла, и вот он уже навис надо мной, зловеще заслонив своей тенью солнечный свет, льющийся извне. Я вижу, какое у него бледное лицо. Даже козлиная бородка не в силах скрыть эту пугающую бледность. Темные, почти черные круги залегли под глазами.
– Убирайся отсюда, Нелл! – говорит он мне ровным голосом, но без тени угрозы.
– Не переживай, папа! – успокаиваю я его, пытаясь встать на ноги.
– Есть вещи, которые уже не исправишь, – отвечает он и снова ковыляет в свой угол.
Раскаты грома над Ист-Ривер моментально возвращают меня в день сегодняшний. Картинка прошлого исчезает так же быстро и незаметно, как и возникла в моей памяти.
* * *
Покидаем квартиру. Тина запирает дверь, кладет связку ключей, размером с целую коробку, обратно в свою сумку. И тут я вспоминаю, что у меня ведь тоже есть связка ключей. Заглядываю в первое отделение своего портмоне.
– Судя по тому, как ты ловко управляешься с замками, ты у нас эксперт по ключам, – говорю я и протягиваю ей на ладони связку из трех ключей. – Как думаешь, от чего они?
Тина перебирает ключи по одному, трогает их на ощупь, разглядывает их с той тщательностью, с какой биолог рассматривает насекомых в микроскоп, водит указательным пальцем по их зазубринам и канавкам.
– Это – ключи от дома, – выносит она наконец свое заключение. – Но только не от нью-йоркской квартиры. Для сейфа, шкафчика индивидуального пользования или банковской депозитной ячейки они слишком велики.
– Но у меня же нет своего дома, – говорю я небрежным тоном.
– И что? – отвечает мне Тина, когда лифт уже начинает двигаться вниз. – Значит, он есть у кого-то другого.
Глава двадцать третья
Очередное интервью для программы «Портреты американцев» мы с Джейми договорились сделать в субботу. Продюсеры хотят в полной мере воспользоваться благоприятными погодными условиями. В октябре воздух в Нью-Йорке становится уже по-осеннему чистым и прозрачным, поэтому было решено провести натурные съемки прямо в Центральном парке.
– Хотят запечатлеть на пленку такую меланхоличную прогулку по аллеям парка, чтобы под ногами шуршала листва и при этом взгляд у вас был такой задумчивый-задумчивый, – озвучивает мне Андерсон предполагаемые пожелания продюсеров, явившись за мной домой. Внизу нас поджидает легковая машина, которую на время подготовки передачи выделило в наше распоряжение руководство шоу. Андерсон настоял на том, что сам доставит меня к месту, поприсутствует на съемках и лично проконтролирует, чтобы я не слишком перетрудилась. В конце концов, говорит он, это же моя святая обязанность. Ведь вы же та девушка, которая спасла мне жизнь. Это у нас с ним такая не очень веселая шутка, одна на двоих. Впрочем, как и в каждой шутке, и в этой тоже есть большая доля правды. Джейми не возражал против такой инициативы, хотя я заранее предупредила его, что за мной не стоит приезжать, я и сама смогу добраться. Вот он и не приехал.
– А может, передумаете и тоже захотите появиться в кадре? – поинтересовалась я у Андерсона, зная, что Джейми пару раз привлекал его к съемкам. Где-то он просто позировал, молча сидя рядом со мной, где-то мелькал в кадре. Как бы то ни было, а, по словам того же Джейми, Андерсон, нравится ему это или нет, уже автоматически стал частью всей истории. Моей истории.
– Ни за что! – сказал как отрезал Андерсон. – Хватит с меня этой шумихи. И вообще, пресса надоела мне до чертиков.
– Не валяйте дурака! Вы же не хуже меня понимаете, что без газетчиков вам и шагу не ступить. И что? Станете разгонять их палкой?
– А я и есть дурак набитый. Сообщаю вам так, на всякий случай. Вдруг вы еще не успели вычитать такое про меня в газетах? – Андерсон качает головой. – Точнее, я был дураком и фатом. А сейчас вот стараюсь стать лучше. Пытаюсь не верить беззастенчивой рекламе, перестать пускать пыль в глаза. Постоянно твержу самому себе, что засветиться на каком-то одном телевизионном шоу, которое к тому же уже закрыли, или сняться в нескольких проходных кинофильмах – это еще далеко не звездный статус. Да и что, в конце концов, меняет этот звездный статус в глобальном масштабе? Он что, изменит мир к лучшему или сделает нашу жизнь более спокойной и предсказуемой?
