– Но вся эта прежняя ерунда… я имею в виду свою прошлую жизнь… Я вспомню ее? Вернется ли ко мне моя память, независимо от того, какой я стала сейчас?
Сама мысль о том, что мое прошлое навеки похоронено, закрыто от меня какой-то глухой, непроницаемой стеной, тут же вызывает тошнотворный спазм.
– Отвечу вам почти в духе вашей мамы. Я согласна с ней в том, что память – это замечательная вещь.
Лив снова закрывает бутылку и ставит ее на пол, рядом с ножкой кушетки.
– А потому, то, что случилось с вами, – продолжает она развивать свою мысль, – это прорыв. Что замечательно уже само по себе. Ваш мозг саморегулируется, он пытается восстановить оборванные связи.
– А если речь идет о таких связях, о которых никто даже не подозревает? К примеру, ни мама, ни моя сестра не могут вспомнить того эпизода, который всплыл в моей памяти. Вдруг это никакое не воспоминание, а чистейшей воды фантазия? Что тогда?
– Такое тоже вполне возможно. Хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. Вы ведь сами сказали, что восприняли все как некое дежавю, то есть что-то такое, что имело место в вашей реальной жизни. Не стоит начинать переубеждать себя или внушать себе, что это был самообман. Ведь ваше воспоминание – оно было четким, ясным, почти осязаемым. Вполне возможно, оно сложилось из множества кусков, из фрагментов самых разрозненных воспоминаний. И тем не менее в этом что-то есть! Не преуменьшайте значения своего первого шага на пути к обретению памяти.
– Сказать по правде, глядя на свою нынешнюю жизнь, я едва ли смогу заняться преуменьшением чего бы то ни было.
Звонит телефон. Включается автоответчик. Еще один репортер оставляет свое сообщение, адресованное мне.
– Прошу простить меня! – говорю я извиняющимся тоном. – Но нам звонят без конца, и главным образом вот с такими же просьбами. Не понимаю, почему их не удовлетворяет традиционный для таких случае ответ: «Без комментариев». В следующий раз, когда попаду в такую же переделку и снова потеряю память, посоветуйте мне, чтобы я не напрягалась впустую, пытаясь вспомнить номер своего телефона.
Лив весело смеется и начинает задумчиво грызть кончик ручки.
– Давайте продумаем дальнейший график наших встреч. Предлагаю два раза в неделю. В какие-то дни у вас будет желание поговорить со мной, а иногда такого желания не возникнет. Не вижу в этом ничего страшного. Со временем опробуем и другие методы. Поток сознания, свободные ассоциации, умеренная медитация под наблюдением психолога, что-нибудь еще… Будем совместными усилиями нащупывать, что работает, а что – нет. Попутно не переставайте анализировать даже свои самые пустячные, самые эфемерные всплески подсознания и те чувства, которые они вызывают. Подумайте также над тем, что уже сейчас вы сможете делать самостоятельно, обходясь без посторонней помощи. – Лив снова улыбается. – Что вовсе не означает, что вы останетесь один на один с собой. Даже если на вас начнут накатывать приступы одиночества, помните, что я всегда рядом. И всегда приду к вам на помощь.
– От помощи я не откажусь.
– Вот и отлично! Хотя не стану вас убеждать, что впереди у нас безоблачная даль. Все сложно.
– Я и сама это прекрасно понимаю. У меня никогда не возникало ложных иллюзий на сей счет.
Глава девятая
Спустя неделю после моего возвращения в Нью-Йорк Рори снова распахнула двери нашей галереи. Бум! От посетителей нет отбоя. Все снедаемы откровенным любопытством. Ну как прошло мое возвращение домой? Как встретили меня близкие? Словом, добро пожаловать в свою прежнюю жизнь. Даже вечер-встречу организовали. Я же не испытываю никакой эйфории по поводу своего возвращения домой. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! А куда? В ПУСТОТУ! Нет! Такой приветственный баннер негоже вывешивать на фасаде нашей галереи. Так что поводов для организации праздничных мероприятий пока нет. И тем не менее… Накладываю тональный крем, чтобы скрыть круги под глазами, крашу ресницы, потом припудриваю их и снова крашу, пока они не превращаются в иголки. Последний штрих: бежевые тени на веках. Бездумно пялюсь на себя в зеркало, пытаюсь представить себе нашу галерею, привычный гул толпы, колонны марширующих гостей, явившихся на вечер специально ради того, чтобы поприветствовать меня. Может быть, галерея – это есть то самое главное, что я ищу в самой себе. Может быть, этот мир искусства и есть моя стихия, то самое, что у меня получается лучше всего. Но тогда почему у меня такое унылое лицо на той фотографии, которую разместил на своей обложке журнал «Пипл»? Что мешает мне отринуть от себя всю скуку повседневной суеты, воспарить над миром искусства, подобно солнечному лучику? Но если я снова окунусь в мир прежней Нелл, то, быть может… Да! Наверняка я вспомню ее, нащупаю какие-то тропки и тропинки, которые помогут мне добраться до новой Нелл. Вполне вероятно, в прежней Нелл уже были заложены какие-то намеки на ее духовное перерождение. Почему бы и нет?
Я слегка приглаживаю волосы рукой. Слишком длинные для меня. Пожалуй, не мешало бы и укоротить дюйма эдак на четыре, сообразно росту. И почему я всегда ношу волосы так? Прямые, на прямой пробор… Наверняка есть ведь и другие прически, которые выгодно подчеркнули бы мягкий овал моего лица, стали бы красивым обрамлением для его сердцевидной формы. Я извлекаю из шкафа открытое платье без рукавов серого цвета. Надо сказать, в моем гардеробе преобладает именно такая унылая палитра красок. Вздыхаю и начинаю разглаживать рукой помятости.
Питер заказал такси. Мама уже у меня, благоухает духами, аромат которых напоминает мне запах пачулей. Рядом с ней неизменный Тейт. На нем нарядный блейзер, рубашка темно-серого цвета. Несколько верхних пуговичек расстегнуты. По-моему, слишком низко… Словом, все готовы сопровождать меня к месту события. Как ни странно, но сегодня я рада их присутствию. Даже Тейт меня не особо напрягает. Пожалуй, я вполне стерплю, даже если он полезет со своими поцелуями к маме. А потом буду наблюдать за тем, как она салфеткой снимает свою алую помаду с его губ. Ей-же богу! Ведут себя словно подростки какие-то! Прямо готовые персонажи из какого-нибудь ситкома. Зато эти двое умеют смеяться от души… и помнят свое прошлое! Будь оно все неладно!
Но все равно сегодня я готова стерпеть их компанию до конца. К тому же они отлично помогают заполнить своей болтовней те многочисленные пустоты и бесконечные паузы, которые постоянно возникают в наших разговорах с Питером. Конечно, мы с мужем беседуем и даже что-то обсуждаем, но большую часть времени просто бесцельно суетимся друг возле друга, а когда молчание затягивается и становится уже просто неприличным, делаем звук телевизора погромче. Вчера вечером, когда Питер вернулся из спортзала, он буквально силком подтащил меня к пианино, усадил на стул, а потом спросил, не хочу ли я поиграть немного – для него или с ним. Я прошлась пальцами по клавишам, и мои руки тотчас же все вспомнили: и правильный изгиб и наклон пальцев, и нужное напряжение мускулатуры, и строгое подчинение ритму, но я лишь отрицательно покачала головой в ответ. А потом отодвинула табуретку в сторону и, противно шаркая скрипучими тапочками по полу, поплелась принимать душ. Я оставалась в душевой до тех пор, пока не запотело зеркало. Ругала себя за собственное малодушие – разве так поступает храбрая девочка, вознамерившаяся во что бы то ни стало вернуться к жизни?! – и тем не менее я так и не нашла в себе сил снова прийти в гостиную к Питеру.
