Ни имя исполнителя, ни название песни ни о чем мне не говорят, но я вежливо молчу.
– И кого там только нет, в этих записях! – торопится поделиться со мной Рори. – The Beatles и еще одна британская рок-группа – The Smiths. Вот послушай! Сразу же их узнаешь! – Она вставляет мне наушники и нажимает на кнопку «Воспроизведение записи». Страшный скрежет в ушах. Такое ощущение, будто я сижу в машине на станции обслуживания, а ее со всех сторон скребут и моют. Но музыка… Это же величайший бальзам… самое лучшее обезболивающее изо всех! И уже буквально через несколько секунд я чувствую, как на меня нисходит умиротворение. Ура! Я почти излечилась! Вопрос лишь в том, а хочу ли я сама излечиться так быстро.
– Спасибо тебе! – прочувствованно благодарю я Рори, на секунду извлекая наушники из ушей. – Ты самая лучшая сестра в мире! – Меня накрывает волна признательности. Но не переборщила ли я по части комплиментов? Самая лучшая…
– Иногда я тоже бываю хорошей, – невесело улыбается мне в ответ Рори. – Но чаще – нет.
* * *
Первый сезон сериала «Друзья» показался мне очень смешным. У меня даже возникло подозрение, что я вспомнила его. Во всяком случае, я веселилась во время просмотра так, будто действительно вспомнила. Но теоретически я смотрела сериал впервые. Тем более что Рори привезла мне лицензионный диск, выпущенный одновременно с выходом сериала в прокат. На остальных дисках тоже была целая куча всяких сериалов с совершенно незнакомыми мне названиями: «Вечеринка на пятерых», «Милашка в розовом» и прочее. Для начала я выбрала сериал «Друзья», то есть фильм с самым нейтральным названием. Еще насмотрюсь всяких ужастиков, решила я, а потом буду донимать медсестру, требуя успокоительных на ночь, чтобы заснуть.
Сюжет «Друзей» весьма незамысловат. Шестеро друзей постоянно встречаются на своем условленном месте в Центральном парке. Судя по антуражу, все они ведут в Нью-Йорке роскошную и абсолютно беззаботную жизнь. Словом, сплошной гламур. Где-то на заднем плане маячит работа, какие-то проблемы в личной жизни, но все это никак не отражается ни на ком из них. Один из героев по имении Росс узнает, что его бывшая жена Рейчел, лесбиянка по своим наклонностям, родила дочь. Желание вспыхивает в нем с такой силой, что он готов следовать за бывшей женой, словно послушная собака-ищейка. Вот такие незамысловатые коллизии на фоне шикарных апартаментов, роскошных интерьеров, стильных нарядов, которые сидят на героях, словно влитые. Красотища, да и только! Поневоле начнешь тосковать о той прошлой своей жизни, даже если ты и не помнишь о том, какой она была на самом деле. Но вполне возможно, она была такой же яркой и гламурной, как и та жизнь, которая показана в «Друзьях». И мы с Самантой тоже баловались чашечкой кофе, сидя в дорогих кофейнях с бархатными креслами. Или все вместе – я, Питер, Рори и ее приятель Хью – шлялись по всяким злачным местам, острили, весело смеялись, подшучивали друг над другом. Словом, веселились на полную катушку, на зависть всем остальным присутствующим. Я почти воочию вижу, как это все было. Или могло быть, коль скоро я ничего не помню. Да! Могло быть! И хорошо бы снова окунуться в это беззаботное прошлое…
Давай же! Вспоминай! Вспоминай, черт тебя дери!
Я нажимаю на клавишу «Пауза» и на некоторое время приостанавливаю просмотр сериала. Потом тянусь за фотографиями, веером разложенным на прикроватной тумбочке. Их тоже принесла мне Рори. На одной из них запечатлены мы с ней вдвоем: я совсем почти взрослая, и она тоже уже в подростковом возрасте. Тут же стоит дата: 1994 год. Несмотря на то что мне шестнадцать, а Рори только одиннадцать, она уже вымахала ростом выше меня. На мне какой-то ужасный прикид, летнее платье для прогулок, на Рори сиреневый сарафанчик с оборками спереди, которые, впрочем, не могут скрыть начинающую формироваться грудь. Даже в свои одиннадцать она уже самая настоящая красавица: от девочки просто невозможно оторвать глаз. Да, всю красоту, отпущенную на нас двоих, Рори забрала себе. Это точно! Наверняка везде и всегда, где мы появлялись вместе, взгляды всех окружающих были обращены на нее, и только на нее одну. На мне какое-то чудное – повторюсь еще раз! – платье в красно-белую клетку. Юбка с тремя пышными ярусами, верх с явно заниженным корсажем, отчего мои груди болтаются в разные стороны. Моя улыбка сохранила и момент фотовспышки, это благодаря металлическим брекетам на верхних и нижних зубах. Прическа на голове тоже еще та! Она совсем не красит мое лицо сердцевидной формы. К тому же в парикмахерской явно перестарались и с перманентом, и с обесцвечиванием волос. Одним словом, красотка! На запястье ленточка с небольшим букетиком. В самом углу фотографии виднеется плечо какого-то парнишки в смокинге, наверняка это мой кавалер.
Я принимаюсь пристально разглядывать фотографию. А улыбка у меня получилась какой-то жалкой, похожей скорее на гримасу, искренне огорчаюсь я. Смотрю на себя шестнадцатилетнюю и пытаюсь представить, какой же я была в шестнадцать лет. И что это был за мальчишка, с которым я тогда встречалась. И что мы с ним делали? Развлекались в многоместном фургоне его мамаши, перебрав со спиртным на какой-нибудь вечеринке, откуда улизнули, не дожидаясь ее окончания? Нет! Конечно же, нет! Ведь все они, начиная от Саманты и кончая Рори, твердят мне в один голос, что я была девочка-крепость. Наглухо застегнута на все пуговицы.
Но почему бы не вообразить себе и нечто прямо противоположное? Вот я гашу свет в салоне машины, расстегиваю лифчик и позволяю ему гладить мою грудь. И так мы ласкаем друг друга, подкрепляясь время от времени очередным глотком спиртного. А потом мы еще и отправляемся плавать голышом. Домой я возвращаюсь далеко за полночь, предусмотрительно пробравшись к себе в спальню через окно, чтобы мама ничего не заметила.
Я чувствую, как у меня начинает дергаться щека, как щиплет в носу, как больно сдавило грудь. Кажется, впервые я в полной мере осознаю, как же это ужасно на самом деле – потерять собственную память. Неужели я обречена ничего не вспомнить до конца дней своих? Неужели мой удел – это безучастное существование того, что от меня осталось? Я – как будто овощ, как трава… Не тело, а лишь пустая оболочка, такой скелет, на котором нет живой плоти и нечем заполнить зияющие дыры и провалы в собственном мозгу. Я чувствую, как слезы градом катятся по моим щекам, я смахиваю их рукой, но тщетно! Они продолжают литься с утроенной силой. А ты подумай о тех ста пятидесяти двух несчастных, уговариваю я себя, которым судьба отказала даже в таком сомнительном спасении. Господи боже мой! Вспомни других! Как же тебе не стыдно роптать! Ведь ты же осталась жива. Ты можешь дышать, смотреть, и у тебя даже есть какой-то мизерный шанс вспомнить все. Но мой мозг просто не в состоянии оценить всю чудовищность моих потерь. А потому и слезами моему горю не помочь. Но ведь еще есть время… У меня в запасе еще полно времени! Может быть, когда-нибудь… со временем я вспомню. А что, если взять и позвонить Андерсону? Возможно, вдвоем нам будет проще найти ответ на вопрос: Почему мы? Почему судьба выбрала именно нас? Слезы продолжают душить меня. Невыносимая боль! Она сейчас затмевает собой все остальное. Я хватаю айпод: слабая попытка успокоить себя. Так отвлекают детей, чтобы они не плакали. Начинают петь, включают музыку. Но в моем случае музыка мне не помощница. От нее мне становится только горше. Звуки пронзают меня со всех сторон, словно острые стрелы, и впиваются в мои кровоточащие раны.
