– Малахая моего не видел? – спросил он, озираясь.
– Нет, – сказал Тенделл. – Понятия не имею, где твой малахай, Мордухай.
– Холодно, зараза.
– Торопись давай, пока в штаны не наделал.
Блюм вновь огляделся, ища глазами малахай, после чего досадливым взмахом смирился с потерей.
– Может, ты передумаешь, насчет бутылки-то, – произнес Тенделл, но Блюм не ответил: поджимало.
Он шагнул наружу в стужу и плотно приткнул за собой дверь. Один из шоферов что-то сонно промычал, но никто не пробудился.
– Тенделл.
Голос принадлежал Уоллесу.
– Эрл? – встрепенулся Тенделл. – Ты в порядке?
Он встал и подошел к очагу, чтобы проверить старика. Огонь угасал. Тенделл подкинул в очаг полено, поместив его поверх угольев, чтобы оно горело, но не давало дыма.
– Запри дверь, – велел старик.
Тенделл решил, что ослышался.
– Чего-чего?
– Дверь, говорю, запри. Времени в обрез.
– Там же Блюм.
– Верно. И он уже не один. Слышишь?
Тенделл пожал плечами.
– Все тихо, – усомнился он.
– Нет, я тебе говорю.
И вдруг Тенделл различил этот звук: легчайшее давление на снег, таинственный шорох снежинок, а еще – слабое костяное пощелкивание.
Тенделл подкрался к окну.
Небо расчистилось, и под зеленоватым лунным светом колдовски светился заснеженный лес. Отчетливо виднелся амбар, где стояли «Кадиллаки», а справа от него темнела будка нужника, в котором сейчас справлял нужду Блюм. К нужнику вела единственная цепочка его следов.
– Я не… – начал Тенделл и осекся.
Он наконец-то увидел. Причудливый силуэт можно было приписать игре теней в ветвях деревьев, но теперь, когда буран стих, Тенделл не сомневался – он действительно видит это. Сперва Тенделл пытался уяснить, на что именно он смотрит, поскольку создание, хотя и продвигалось к нужнику, держалось кромки леса. Существо смахивало на огромного жука-палочника или богомола и достигало семи футов в длину. Кожный покров остропята напоминал цвет топленого молока. Плоти в нем почти не было, и под обтягивающей тело кожей виднелась каждая кость. Коленные суставы оказались вывернуты назад, поэтому остропят подбирался к своей цели, хищно подавшись вперед. Верхние суставчатые лапы были приподняты, и «пальцы» с длинными крючковатыми когтями, пощелкивая друг о друга, щупали воздух. Позади голеней шипами торчали костяшки, они же выпирали из локтей и запястий. Вдоль спины тянулась зубчатая полоса пластин, как у доисторического ящера, которого Тенделл видел однажды в краеведческом музее. Голова остропята имела форму топора – сходство, подтвердившееся, когда он повернулся к окну своей личиной не шире человеческой ладони. Во рту сверкали мелкие, но острые, какие-то рыбьи зубья. Глаза у остропята отсутствовали, во всяком случае, их сложно было различить – зато крупные влажные ноздри чутко внюхивались в завороженную ночь.
– Запирай! – окрикнул Уоллес.
– А как же Блюм?
Неожиданно Мордухай Блюм показался из нужника, застегивая на штанах пуговицы.
– Блюм! – постучал в окошко Тенделл. – Блюм!
В комнате зашевелились, пробуждаясь, люди.
– Тише! – шикнул Уоллес. – Надо сидеть прижавшись.
Блюм обернулся, прищурившись на окно. На него пала косая тень, и руки Блюма опустились по швам. Сразу же упали штаны. Блюм уставился на остропята и попытался бежать, но раздалось шипенье, напоминающее взмах косы. В следующую секунду Блюм как подкошенный упал на снег. Правая нога ниже колена просто-напросто исчезла – ее обгрыз остропят.
Блюм издал звериный вопль.
Тенделл бросился к двери, но на его пути встал Райбер, точно так же как еще несколько часов назад он встал между Блюмом и Уоллесом.
Между тем Конлон быстро запер дверь на засов.
– Надо его выручать, – сказал Тенделл.
– И как ты думаешь это сделать? – с вызовом спросил Райбер.
– Если выйдешь наружу, то умрешь, – заявил Уоллес. – Может, мы еще и здесь погибнем.
Тенделл хотел прошмыгнуть мимо Райбера, но сладить со здоровяком датчанином оказалось не под силу, и тот оттолкнул Тенделла.
– Отойди, – рыкнул Райбер.
Тенделл в отчаянии посмотрел в окно. Блюм пытался ползти по снегу, оставляя за собой кровавый след. Остропят навис над своей жертвой и, примерившись, начал кромсать плоть Блюма, попутно разрывая плотную ткань его пальто. На теле Блюма зияли кровавые пробоины, он надрывно кричал, пока остропят не впился ему в голову, одним взмахом сорвав с черепа скальп.
Тенделл отвернулся, а когда посмотрел снова, остропят уже держал Блюма вверх тормашками. Размахнувшись, монстр швырнул его квелое тело в темень леса – и замер, внимательно глядя на дом.
Райбер, Конлон и Маркс вытащили пистолеты.
– Пушки не помогут, – заметил Уоллес. – Отойдите от окон и будьте поближе к огню.
Они подчинились, но оружия из рук не выпустили. По крайнему окну скользнула тень, и входную дверь попробовали на прочность. Раздалось постукивание по дереву стен, царапанье по стеклу. Затем воцарилась тишина, но ненадолго, а потом где-то в отдалении послышался грохот.
– До амбара добралось, – определил Тенделл.
Билось стекло. Скрежетал металл, трещало дерево. Затем все стихло. Спустя пятнадцать минут Тенделл подкрался к окну.
– Кажется, убралось восвояси, – прошептал он.
– Нет, – возразил Уоллес. – Он затаился и ждет.
– Чего? – спросил Райбер.
– Пока выйдет кто-нибудь из нас, – пояснил Уоллес. – Он не забывает, насколько ему лакома кровь.
Они сгрудились возле очага, пока не наступил рассвет. Ночь минула, и вместе с ней ушел остропят.
* * *
Кое-что из останков Блюма нашлось в лесу, хотя опознать их, учитывая манеру расправы, было проблематично. В итоге ошметки Блюма закопали там, где нашли.
– Что мы скажем Царю Соломону? – растерянно спросил Конлон.
– Ничего, – ответил Тенделл. – Мне приказали высадить Блюма в Портленде. Что я, собственно, и сделал.
– Царь точно не поверит.
– А это уже проблема Дэна.
Один из «Кадиллаков» оказался разбит без возможности восстановления, но большинство ящиков в нем уцелело. Их перераспределили по оставшимся машинам, а Тенделл с помощью плуга Уоллеса расчистил дорогу к шоссе – старик для такой работы был слишком слаб. Ему за урон оставили еще два ящика, но он за них не поблагодарил (Тенделл не ошибся – после ночного приключения они с Уоллесом уже никогда более не встречались).
