В то мгновение королева узрела не своего супруга, а лишь тень некогда статного монарха. Изможденный король сидел на чахлом костлявом коне, чей косящий взгляд был преисполнен безумия и ужаса. Едва королю помогли спуститься с седла, как конь замертво пал наземь.
Королева повела своего супруга в их общие покои и помогла ему освободиться от окровавленных доспехов. Она омыла раны на его теле, и когда он стоял перед ней, уязвимый и беспомощный в своей наготе, из глаз ее скатилась одна-единственная слеза. Король, поцеловав ей щеку, своим лобзаньем впитал соленую влагу, и его взор вновь стал ясным и осмысленным.
С этого момента он начал набираться сил и обретать свой прежний облик, но перестал говорить, как будто воцарившаяся на поле боя тишина лишила его дара речи. Правил он по-прежнему справедливо, но теперь отдавал приказания с помощью жестов и посланий на свитках, а ночами возлежал с королевой на супружеском ложе. Между тем туман не исчез – он отступил в самые дальние края владений.
Королева ощущала его промозглым холодом в костях и мутноватой дымкой, которая застилала ее глаза.
А через год после своего возвращения король появился на дворе замка, вновь облаченный в доспехи и восседающий на статном скакуне. Когда королева спросила, куда он собирается, он указал мечом на север, и стало ясно, что он возвращается в туман. И тогда она изрекла во второй раз:
– Пока ты не вернешься, я не буду знать покоя. Но до возвращения твоего не пророню ни слезинки: ведь это будут слезы скорби по тебе.
На сей раз правитель возвратился всего лишь спустя одну ночь, но опять исхудалым и с заострившимися чертами лица. Славный его конь обезумел, как и прежний скакун.
Королева вновь уронила слезу, которую король подхватил своим лобзанием и исцелился.
Так продолжалось девять лет: что ни год – то поход, а за ним возвращение – одинокая слезинка. Однако королевство процветало, и купцы прибывали сюда из земель, расположенных за туманом, огибая в пути безмолвный лесной простор, где обосновался морок. Птицы боялись пролетать над чащобой, олень не появлялся из-под его сени, ну а кому хватало безрассудства заглянуть в заколдованный лес, пропадали на веки вечные.
На десятый год королева, более не в силах сдержать любопытства, послала одного из самых верных и отважных слуг вслед за королем, чтобы он, преодолев страх, проник под полог тумана. Дабы защитить слугу, она дала ему самый сильный оберег, какой только у нее был: пузырек с кровью единственного выношенного ею ребенка – девочки, что явилась из утробы уже мертвой.
И вот слуга пустился следом за королем, который в пути ни разу не обернулся. Так они добрались до леса. При виде всепоглощающего седого покрова сердце слуги захолонуло от ужаса, но он любил свою госпожу – он бы сгорел со стыда, если б вынужден был воротиться и сказать, что спасовал при первом препятствии.
Сумрачная же завеса тумана раздвинулась в стороны, пропуская в глушь короля, и сразу же сомкнулась у него за спиной.
Слуга открыл пузырек с кровью мертвого младенца и окропил ею свою голову, а также лоб своего коня, как научила его королева. Оба они тотчас стали невидимы и ступили в туман.
Деревья здесь были безжизненны, сучья их голы, а стволы посерели и высохли, отчего они казались столь же бесплотными, как и туман. Слуга мог видеть перед собой всего на несколько футов, однако следовал за королем по пятам.
Он ехал мимо человечьих костей, разбросанных по земле так густо, что они напоминали снежные сугробы. По пути он миновал останки двуглавого великана, пронзенного копьями, которые приткнули его к неохватному дубу. Видел он и сморщенный труп монстра с туловищем женщины и паучьими лапами, из спины которого торчал боевой топор.
Однако более всего его пугало то, что он различал на стволах черты человеческих лиц. Вначале он принял их за игру теней на древесной коре, но, приближаясь, узнавал в них увядшие черты тех, кого знал при жизни – рыцарей, сквайров, солдат, – оторванных от тел и пригвожденных к деревьям.
Так и продолжался их путь в лесу – под покровом звенящей тишины.
* * *
Наконец слуга добрался до опушки, где уже находился король.
Туман здесь был не слишком густым, но слуге показалось, что в клочковатых клубах появляются и исчезают смутные фигуры, а отовсюду доносится змеистый шепот:
– Все да восславят Полого Короля!
Сам же король спешился и подошел к трупу, который висел на толстом суку платана.
Тело было без всякой кожи, а обнаженная плоть пребывала в медленном гниении; сквозь червивые дыры в груди виднелись ребра. Только шлем на голове мертвеца – резной, со знаками королевской власти – выдавал его высокое происхождение.
Король скинул башмаки и сбросил доспехи, ну а кожа и плоть его сошли с него, как шкура с гремучей змеи. Теперь на лесной опушке стоял уже не король, а убогое, скрюченное существо с уродливым черепом и носом, более похожим на клюв падальщика, чем на человеческий орган.
Слуга хотя и видел то создание впервые, но знал его кличку, поскольку каждому в королевстве были известны сказки о Кривуне. Одни утверждали, что он произошел от соития древнего злобного божества и обычной женщины, а при рождении рванулся из утробы матери, тем самым ее погубив. Другие заявляли, что он зародился вместе с теневой стороной Вселенной.
«Он был всегда, – тревожно шептали они, – и всегда будет».
В итоге, говоря о Кривуне, люди сходились в одном: он всем желает зла, а людские мучения для него – извечная услада.
Конь в ужасе всхрапнул и шарахнулся вбок, повинуясь животному инстинкту, который словно предостерегал его от хищника Кривуна.
Но конь был привязан к дереву и сбежать не мог, отчего ужас в нем только нарастал. Однако Кривун не обращал на него внимания, а испуганное ржание помогало скрыть смятение лошади, которая нервно взбрыкивала под слугой.
В мерцающих глазах Кривуна застыла лютая ненависть.
Он низко поклонился висящему.
– Ваше величество, – глумливо проскрипел он, – я вижу, что вас уже можно скушать!
Отодрав лоскут гнилой плоти, он сунул ее себе в рот и зачавкал.
– О-о-о, – приговаривал он, причмокивая, – если б вы на вкус были таким же славным, как на вид! И если б только ваша королева плакала чуть побольше да погорше. А то ведь – только по слезинке в год!
Поедая, он напевал:
Слезинка в год всего одна. Кровь будет ров, а плоть – стена. Чтоб королевой овладеть, Я облик должен твой надеть.
Стоило Кривуну проглотить последний кус мяса, как поверх него начало образовываться новое тело – скелет и мышцы, кровь и жилы, – а затем каркас обтянул тонкий слой кожи. И вот перед слугой предстал более-менее прежний король.
Весьма утомленный, но преобразившийся, Кривун рухнул наземь и заснул.
