— Никого. Мне просто показалось, — уверенно ответил Максим, сел на диван, провел рукой по волосам. И представил, как из дома выходит Васька, а внизу ее поджидают три зверообразных существа, подходят близко, говорят что-то непонятное, берут за руку… Как же близко подошли эти твари, и сделать ничего нельзя, каким-то непостижимым образом правда и закон оказались на их стороне. А ему только и остается, что терпеть эти выходки или поубивать зверье поодиночке. Но посадят по-любому: если будет терпеть, то за то, что выполнил приказ, а если прихлопнет хоть одного орла, то еще за одно убийство.
— Макс, не переживай ты так. Ведь в конце концов все выяснится — что ты не виноват, найдут того, кто тогда у вас за главного был, — прошептала из темноты Ленка.
— Нет, уже не найдут. Давно бы нашли, если б захотели, — помолчав, ответил Максим. Из всего происходящего вывод можно сделать только один — слишком высоко взлетел бывший руководитель операции, раз хватило средств откупиться от всех. И прикрыться капитаном Логиновым, повесить на него — не без помощи «добрых» людей — всех собак. Вспомнить бы фамилию этой сволочи… Хотя это уже ничего не даст, все закончится очень быстро, и от Максима здесь уже ничего не зависит. Может, зря он наврал жене, надо было сказать ей все как есть. Пусть поймет, наконец, что все очень серьезно, и уедет вместе с дочерью подальше отсюда. А Ленка, словно прочитала его мысли, обняла мужа, прошептала:
— Не психуй, все наладится. Ты, и правда, как Фекла, на каждый шорох дергаешься. Может, и мышей вместе ловить будете?
— Может, и буду, — фыркнул в ответ Максим, — я уже ловил, давно, правда.
— Да ты что! И поймал? Ну, хоть одну? Расскажи, — потребовала Ленка, но ответа не дождалась. В голову Максиму пришли другие мысли, далекие от особенностей охоты на грызунов.
Но уже вечером того же дня стало понятно, что «гости» от своих намерений не откажутся. Максим уже возвращался после очередного судебного заседания, когда позвонила Ленка. И подозрительно спокойным и ровным голосом попросила его поскорее прийти домой. Максим оказался у подъезда через десять минут, увидел уже издалека качавшуюся на качелях Ваську и жену. Она стояла рядом с квартирной хозяйкой, молча и покорно слушала речь пожилой взволнованной женщины.
— Добрый вечер, — Максим быстро осмотрел всех присутствующих. На первый взгляд ничего страшного не произошло — вроде спокойны, только говорят как-то неуверенно. И слов подобрать не могут, запинаются, как сговорились.
— Макс, там, в подъезде… Я не знаю, что это означает. То ли рисунки, то ли… Посмотри, пожалуйста. Мы тебя тут подождем, — промямлила Ленка и старалась не смотреть на хозяйку квартиры. Та лишь кивала и почти со страхом поглядывала на Максима.
— Ладно, ждите. — Максим направился к подъезду, уже примерно представляя себе, что там увидит. И ошибся лишь в деталях. Картинка действительно оказалась жутковатой, особенно в таком исполнении, да еще и в тесном помещении. Такая наскальная живопись обычно украшала фасады полуразрушенных домов, заборы, но не замкнутое пространство лестничной клетки. Максиму сначала показалось, что стены покрыты копотью или сажей — но нет, это оказалась обычная черная краска из баллончика. Буквы огромные, почти в половину человеческого роста, сливались в слова — стандартный набор оскорблений и угроз. И подпись — название гордого племени, только подобное написание Максиму встретилось впервые. В трех местах — дверь их квартиры, и обе стены рядом — украшал очень похожий на свастику иероглиф. Строка начиналась под окном на лестничной площадке внизу, вползала вверх и через все три двери и простенок уходила дальше, к окну на площадке между вторым и третьим этажом. Краски зверье не пожалело, пустые баллончики валялись на ступенях. «Стены покрасить, дверь поменять», — быстро прикинул Максим, как можно устранить последствия набега полуграмотной орды. Даже ему, мало знакомому с письменностью диких народов, удалось найти в надписи две ошибки. А дверь менять придется за свои, но деваться некуда. Об этом он и сообщил вернувшейся жене.
— Придется, — согласилась Ленка, — и поскорее. Из дому выйти страшно. А что там написано?
— Черт его знает, я не понимаю, — Максиму пришлось снова соврать, но на этот раз Ленка, кажется, поверила.
Остаток недели и выходные прошли почти спокойно. Максим добросовестно, как на работу, являлся в суд, общался с защитником, отвечал на вопросы. И делал вид, что не слышит ругани, угроз и обещаний «разобраться» с ним прямо сейчас, немедленно. Вертелся на языке вопрос к защитнику «потерпевших» — что же вы, уважаемый, не видите, что происходит? Или оглохли? Но решил промолчать. Во-первых, бесполезно, а во-вторых — зачем раскрываться перед противником? Пусть и дальше считают, что их каркающе-шипящий язык ему незнаком. За последний месяц «языковой практики» Максим вспомнил основательно подзабытые им слова и понимал почти все, о чем говорили «дети гор». А те зверели день ото дня, процесс затягивался, присяжные не торопились с решением, тянули, как могли. Люди понимали, что дело нечисто, и отправлять невиновного человека в тюрьму были не готовы. Обстановка накалялась, спектакль затягивался, и Максим чувствовал, что долго так продолжаться не будет. Только гадал, кто первый не выдержит, у кого сдадут нервы, что или кто приведет в действие лавину. Решение по его делу уже принято где-то очень далеко отсюда, на пути «правосудия» остались только он и присяжные. К нему уже «приходили», и не раз, не исключено, что и с присяжными тоже будет «проведена» работа. Или уже ведется. И что ему делать тогда? Идти в тюрьму, как барану на заклание? Отвечать за чужую ошибку или преступную глупость? Мысли причиняли почти физическую боль, да еще и уезжать Ленка отказывалась наотрез, уперлась — они разругались вдрызг, Максим даже наорал на жену, чего не делал еще ни разу в жизни. Потом извинялся, просил прощения, Ленка тоже призналась, что не права. Но толку-то? Он здесь, они там, и черт его знает, что происходит рядом с домом.
Ничего хорошего, как и следовало ожидать. Двое «наблюдателей» сидели на скамейке у подъезда, следили за всеми проходившими мимо, громко обсуждали каждого. Максим остановился напротив, убрал на всякий случай руки в карманы, смотрел молча то на одного, то на другого. Зверьки сначала щерились, демонстрировали недвусмысленные жесты, даже фотографировали его на камеры телефонов. Максим не произносил ни слова, но и уходить не собирался. Если надо, он простоит тут до ночи, до завтрашнего утра — сколько надо, пока эти твари не уползут в свои вонючие норы. Странно, что их только двое, маловато будет. Злость, даже остервенение накапливались быстро, нужная концентрация отравы будет достигнута скоро. И что тогда делать — вежливо попросить их убраться прочь? Или сломать обоим хребты и зашвырнуть трупы в подвал? Второй ход был чертовски привлекателен, и Максим уже сомневался, что сумеет устоять перед искушением. Позади послышался звук работающего двигателя, шорох шин по асфальту. Эти звуки произвели странное воздействие на чужаков. Один вскочил, заметался перед лавкой, второй не двигался, смотрел на дисплей телефона, лихорадочно жал на кнопки. Максим обернулся рывком — вдоль дома медленно ехала патрульная милицейская машина, притормозила рядом, остановилась. Из нее вышли двое, вразвалочку направились к сидящим на лавке людям. Максим посторонился, пропустил милиционеров, отступил немного назад.
