— Ну вот. Теперь давай поговорим. Думаю, ты прочитала
это письмо и знаешь, о чем Алла хотела сообщить в прокуратуру.
— Нет, я только взглянула, — пожала плечами Люся.
Образ целующегося Свиноедова затмил в ее сознании все на свете преступления.
— Она решила, что я убил Аршанскую, — бухнул
Клебовников. — Взял на вечеринке ее шубу, надел ее и отправился в
«Надувную подушку».
Люся опустилась на краешек стула и обалдело хлопнула
глазами.
— Ну, что скажешь? Нести это недописанное письмо в
прокуратуру, куда его, собственно, и предполагалось отправить? Или не стоит?
Садиться он не стал, а отошел к окну и заглянул вниз, во
двор, где никого и ничего не было, кроме мусорных баков и двух кошек, которые
сидели друг напротив друга с настороженным видом.
— Поверить не могу, что Алла меня подозревала. И,
главное, по какой идиотской причине! Ты прочитала?
Люся сглотнула:
— Да нет, я…
— На той проклятой вечеринке она потеряла меня из виду.
А когда вдруг обнаружила, то взяла за руку. Руки у меня были холодными. Она
решила, будто я пришел с улицы. Но это ж несусветная чушь. Может, я держал
холодный бокал… Сейчас и не вспомню.
— Нет, дело не в этом! — выпалила Люся. — У
вас… У вас мочки ушей были красные.
— Ну, ты все‑таки читала, — констатировал
Клебовников. — Я бы лично не удержался. Смешная ты, Люся. Сущий ребенок.
Пора уж повзрослеть.
— Алла Антоновна спросила, что это с ними такое, а вы
ответили, что съели салат с кальмарами, а на салату вас аллергия. В письме все
это подробно описано.
— Ну и что? Люся, нуты‑то помнишь? Я ведь
действительно покрылся пятнами. А некоторыми из них — прямо у тебя на глазах.
Алла Антоновна об этом постоянно размышляла, — через
силу сказала Люся. Ей разговор давался с трудом. — Она мне объяснила, что
прекрасно знает про вашу аллергию. Вы несколько раз попадали впросак на всяких
праздниках и тусовках. От салата с морепродуктами вы просто чешетесь. А пятна у
вас высыпают от клубники. Она это запомнила, понимаете? В тот вечер ей, конечно,
было все равно, она и внимания не обратила. Но потом, когда об убийстве
Аршанской столько говорили… Она узнала, что кто‑то взял ее шубу и в ней
совершил преступление. Стала думать, кто мог уйти с вечеринки незамеченным.
Вспомнила о ваших холодных руках. Потом о покрасневших мочках. Оперативники,
приходившие сюда с расспросами, давали описание подозреваемой. Она была в
клипсах. Когда клипсы тугие, от них на ушах остаются вмятины и покраснение,
которое долго не проходит.
— Вот это да! — сказал пораженный до глубины души
Клебовников. — А говорили, что ничего не прочитали, ничего не знаете и
вообще… хотите меня защитить. А сами выстроили целое обвинение. Давайте
выкладывайте все до конца. Я же вижу, как вам хочется высказаться. Вы ведь тоже
меня подозреваете? И, черт побери, при чем здесь тугие клипсы?
— Если Аршанскую убили вы, — голос Люси обрел
некоторую твердость, — то в момент убийства на вас были клипсы. После того
как Алла Антоновна спросила про красные уши, вам пришлось срочно как‑то
замаскировать эту красноту. Вы отправились наверх и съели горсть клубники. И
тотчас пошли пятнами. Я сама видела, как они появлялись у вас на лице.
Клебовников продолжал стоять у окна, засунув руки в карманы
брюк.
— Люсь, пойди сюда, — усталым голосом сказал
он. — Ты не представляешь, как ты мне испортила настроение. Это такая чушь
собачья, что даже противно. Пойди, пойди, я тебя не съем.
Люся неловко вылезла из‑за стола и приблизилась.
— Встань напротив, — велел Клебовников. — А
теперь внимательно посмотри мне в глаза. Что ты видишь?
У него было серое, усталое лицо, однако глаза казались очень
живыми. В них появилось какое‑то странное выражение решимости и отчаянья.
— Я не знаю…
Клебовников протянул руку и потрогал пальцем маленькую
брошку в виде ягоды клубники, которую Люся прицепила на воротник сегодня утром.
— Клубничка? — насмешливо спросил он. — Надо
же, какое совпадение. В этой клубничной версии определенно что‑то есть…
— В какой версии? — не поняла Люся.
— Милиция считает, что тот, на ком можно найти
клубничный символ, должен умереть. Забавное совпадение.
— Совпадение с чем? — Люся дрожала всем телом,
словно испуганный кролик.
— Видишь ли, ты тоже должна будешь умереть, —
будничным тоном сказал Клебовников и достал нож, из которого с коротким щелчком
выпрыгнуло тонкое, обоюдоострое лезвие. Клебовников с ножом в руках выглядел
так неправдоподобно, что Люся перестала трястись и уставилась на него в немом
изумлении.
— Ты, Люся, сегодня выбросишься из окна, — между
тем продолжал он. — Да что там — сегодня! Прямо сейчас. Заметь, по
неведомой причине. Ты была здесь одна. Страдала. А потом открыла раму,
забралась на подоконник и… — Он показал ножом, какой должна быть
траектория ее полета. — Давай, давай, действуй. А иначе мне придется тебя
поранить. Это будет чертовски больно, обещаю.
Моих отпечатков здесь не найдут. За стол я не садился, к
дверной ручке не прикасался. Все чин чином. Я даже подталкивать тебя не
собираюсь. Ты спрыгнешь сама. Да у тебя просто нет выхода…
— Николай Борисович, — прошептала Люся сиреневыми
от страха губами. — Вы что?!
— Нечего было нос совать, куда не просят. Впрочем, это
Белоярова тебя подставила. Поделилась с тобой своими мыслишками. Если бы не
это, жила бы себе дальше.
— Я буду кричать, — неуверенно предупредила Люся.
— Не успеешь, это я тебе гарантирую. — Он поводил
ножом перед ее носом. — Давай, влезай на подоконник. Влезай, я сказал!
Именно в этот момент позади него кто‑то вежливо
кашлянул. Словно подброшенный пружиной, Клебовников всем корпусом развернулся
назад, выставив перед собой нож. Напротив него с постной миной на лице стоял
старший лейтенант Половцев. В руке он держал пистолет, его дуло смотрело
Клебовникову в живот.
— Он снят с предохранителя, — предупредил старший
лейтенант. — Брось нож и отойди от окна. Слышал, что я сказал?
Клебовников посмотрел через его плечо. Там, на фоне
открытого встроенного шкафа, возвышался еще один тип с пистолетом в руке.
— Давай, Бутов, действуй, — обращаясь к нему,
приказал Стас, не поворачивая головы. — А вы, Антипова, катитесь отсюда.
Все сделали, как надо. Молодцом.
Люся на глиняных ногах отступила от все еще опасного ножа,
прошла мимо двух заряженных пистолетов и выскользнула в приемную, попав прямо в
объятия Майи и незнакомой женщины в черной форменной юбке. Они увели ее из
приемной в холл и после коротких успокаивающих реплик и похлопываний по спине
усадили в кресло. Кудахчущая Зинаида притащила откуда‑то кружку горячего
чаю и ушла, часто оглядываясь.
