— А мне кто‑нибудь говорил, что ее следует
фотографировать?
— Разве нужно было говорить? Решили делать снимки всех
сотрудниц редакции без исключения.
— Но номер ведь долго готовили, — обиженно сказал
Милованов. — Наверное, она тогда еще не работала. Она же новенькая!
— Ерунду ты несешь, — Белоярова перестала шипеть,
уверенная, вероятно, что Люся уже давно достигла приемной. — Я отлично
помню, как ты бегал тут со своим фотоаппаратом, сгоняя дам в комнату, где был
выставлен свет. И еще спрашивал у Антиповой, как ей нравится идея украсить мою
спину татуировкой.
— А, точно. Она, дурочка, удивилась. Татуировка!
Пришлось объяснять, что это всего лишь картинка, которую легко смыть. Да…
Выходит, она действительно уже работала.
— Она работает здесь три месяца и два дня, —
неожиданно сказал Свиноедов пресным голосом.
— Раз ты все знаешь про нее, мог бы и напомнить, —
обиделся фотограф. — Я ведь ничего против нее не имею! Она мне даже
нравится.
— Ладно, хватит врать, — резко одернула его
Белоярова. — Тебе нравится только один человек — ты сам. Поэтому, несмотря
на безумные похождения, ты до сих пор не женился.
— Так я собираюсь! — неожиданно признался
Милованов. — Выбрал себе зрелую женщину, у которой нет всей этой дури в
голове… Романтики всякой и надежд, которые я не смогу оправдать.
— Да, пожалуй, не сможешь, — холодно ответила
Белоярова. — Извините, мне нужно спуститься вниз.
Люся, которая все это время почти не дышала, отклеилась от
стены и уже хотела было ретироваться, как вдруг дверь кабинета Яковкина, от
которой она находилась в непосредственной близости, тихо скрипнула и начала
медленно открываться. Люся отпрыгнула в сторону, чтобы не показалось, будто она
торчит у замочной скважины. Однако волнения оказались напрасными — из кабинета
никто не вышел. Вероятно, дверь отворилась сама по себе, просто потому, что ее
неплотно прикрыли. И снова до Люси донеслись слова, не предназначенные для ее
ушей.
— Да, номер привезли в редакцию. Я уже видел. Снимок
получился фантастическим, баба — пальчики оближешь. Прости за каламбур, но это
баба, которая принесет нам бабки. И еще какие! Помяни мое слово. Завтра номер
поступит в продажу, и они немедленно активизируются. Они просто посыплются на
наши головы, как кокосы с пальмы! Как только я увидел ее, сразу понял, что это
отличная приманка. Это крючок!
Взбудораженная, заинтригованная, Люся осталась стоять на
месте. Господи, раньше она никогда не подслушивала! Ну, разве что в детстве,
когда еще заплетала косички. А тут такое искушение…
— Подожди‑ка, — неожиданно продолжил
Яковкин. — Я выгляну за дверь. Мне показалось, там кто‑то есть.
Люся заметалась, не зная, куда деваться. Делать вид, что она
идет из приемной в холл? Или наоборот? Господи, так туда — или обратно? Еще не хватало
нажить себе врага! Не придумав ничего лучше, она схватилась за дверную ручку
соседнего кабинета, который занимал заместитель главного редактора Полусветов.
В конце концов, можно придумать какое‑нибудь пустяковое дело. Яковкин не
должен ничего заподозрить.
Она знала, что этого человека следует опасаться. Ее
предшественница, сдавая дела, предупредила: «Ответственный секретарь — самое
опасное существо в коллективе». Сейчас самое опасное существо глядело на нее в
упор. Она не успела даже на ручку двери нажать, когда он возник на пороге —
совершено бесшумно. Улыбка выступила на его губах ядовитой росой.
— Так это вы тут бродите?
— Я не брожу, — вскинулась Люся. — Я к
Полусветову.
От страха ответ получился довольно грубым. Она наконец
справилась с дверью и проскользнула к заместителю главного редактора. К счастью
или нет, но Полусветова не оказалось на месте. Вместо того чтобы сразу выйти и
укрыться в приемной, Люся зачем‑то подошла к его письменному столу и
нервно переложила пачку бумаги с одной стороны стола на другую. И при этом
задела чашку, которая стояла на самом краю. Чашка что‑то недовольно
буркнула, роковым образом покачнулась и секунду спустя грохнулась оземь.
Ахнув, Люся обежала стол и увидела, что чашка разбилась
вдребезги.
— Антипова! — раздался в этот миг из коридора
низкий голос ее начальницы. — Вернись на рабочее место! Ты мне срочно
нужна.
Люся дернулась в сторону выхода, потом к осколкам, снова к
выходу… В этот момент дверь кабинета распахнулась и перед ней возник
заместитель главного редактора, Николай Клебовников, неофициально носивший
звание «первый», — худощавый сорокалетний мужчина с поразительно
спокойными глазами. Он был приветлив, часто улыбался, иногда шутил, но взгляд
его при этом никогда не зажигался. За рабочим столом он сидел в одной и той же
позе: поставив локти на стол и держась руками за голову, отчего всегда казался
взъерошенным. Еще он не любил носить костюмы и чаще всего появлялся в редакции
в брюках и темных рубашках, туго заправленных под ремень.
— А, это вы, — повел бровью Клебовников. — А
Полусветова, стало быть, нет на месте. Кстати, вас разыскивает начальство.
Слышите? Вот, опять… разыскивает.
— Я уже иду! — Люся рванулась к двери, проклиная
собственную неуклюжесть.
Недавно в одном журнале она прочла статью, в которой подробно
разъяснялось, что если ты постоянно спотыкаешься, роняешь вещи и налетаешь на
людей, значит, у тебя есть нерешенные психологические проблемы.
Втайне Люся считала, что у нее только одна проблема —
отсутствие любви. Ей уже двадцать три, а ее до сих пор никто не целовал. Ну,
тот поцелуй с Гусевым в третьем классе — не в счет. Всю юность она провела в
ожидании чуда, а оно не случилось. В нее никто никогда не был влюблен — в этом‑то
все и дело. Если бы она кому‑нибудь понравилась, мир изменился бы в ту же
минуту.
— Люся, с вами все в порядке? — обеспокоенно
спросил Клебовников.
Она притормозила, посмотрела на него и вспыхнула. Мелкая
эгоистка! Прежняя секретарша рассказала ей, что Клебовников восемь лет назад
потерял жену. Она была молодой, красивой, и он безумно ее любил! Но как‑то
утром она вышла в магазин и… больше ее никто никогда не видел. Исчезла, пропала
без вести! Говорят, он все еще ждет ее, все еще надеется, что она жива и
однажды вернется домой.
История была душераздирающей и оставила в Люсином сердце
неизгладимый след. По сравнению с горем Клебовникова ее мелкие горести
выглядели просто стыдно.
— Все очень хорошо, — пролепетала она, прошмыгнув
мимо него к выходу.
По коридору она промчалась, как ветер, следуя громкому зову
Белояровой, которая в настоящий момент обреталась в коридоре и делала выговор
охраннику.
— Вы — визитная карточка нашего журнала! —
говорила она, приблизив лицо к самому его носу. Охранник был молодым, плечистым
и мятым со сна. — Вы не имеете права лежать головой на стойке да еще
храпеть! Мало того, что вы не выполняете свои функции, вы еще и позорите
редакцию.
