Клебовников наклонился, вытащил из ее руки телефон и подал
хозяину. Телефон немедленно зазвонил.
— Да, — резко бросил Зимин. Некоторое время
слушал, потом возмущенно сказал: — Мам, ну что ты выдумываешь? Никто меня не
похищал! Я в офисе, у меня все хорошо. По какому, говоришь, каналу? Ну,
перестань‑перестань, успокойся. Я подам на них в суд за клевету. Нет, я
не в шоке, даю тебе честное слово. Не верь журналистам: они врут, чтобы как‑то
существовать.
Он отключил связь и, пожав плечами, сказал:
— Какой‑то бред! По телевизору объявили, что я
похищен с вечеринки. Что вы на это скажете?
— Убиться веником, — ответила за всех Люся,
представляя себя в постели с высоченной температурой. По меньшей мере простуда,
а скорее всего — воспаление легких.
— И где они, интересно, эти?.. — Он произнес
непечатное слово. — Мой помощник, мой шофер… Все эти нахлебники, которые
не смогли уберечь меня от одной‑единственной чокнутой тетки?
— Да она просто пьяная, — заступился за свою коллегу
Клебовников. — Мы сейчас ее отсюда быстренько увезем.
— В тюрьму, на пятнадцать суток, — подсказал
Зимин.
Клару уже подняли на ноги и держали с двух сторон за локти.
Она стояла смирно и смотрела на своего противника с надменной ухмылкой.
— Бандитка, — добавил тот с чувством. — Она
бросила в меня пресс‑папье, а беспроводной «мышью» попала в лоб. И еще
она плевалась, как верблюд в зоопарке.
— Жаль, не доплюнула, — ехидно сказала Клара.
— Скажите же мне, кто она такая!
— Ее на праздник пригласили, — неопределенно
ответил Клебовников.
— Я уволю распорядителя вечеринки, — решил
Зимин. — Вот только разберусь с помощником и шофером.
Фраза повисла в воздухе, потому что в эту самую секунду в
коридор с лестницы влетел один из его заместителей и, увидев босса, воздел руки
к небу в немой благодарности.
— Я же говорил этим идиотам, что с вами все в
порядке! — заорал он, потрясая портативным приемником. — Журналисты
просто как с цепи сорвались!
Из приемника доносился картонный голос диктора — таким
обычно сообщают о чрезвычайных происшествиях. Все замерли, загипнотизированные
словами, лившимися из динамика: «Сегодня вечером было совершено нападение на
генерального директора холдинга „Викинг“, Евгения Ивановича Зимина. Преступники
рассчитывали похитить известного бизнесмена, вероятно, с целью получения
выкупа. Нападение было совершено в здании центрального офиса, находящегося в
центре столицы, в то время, когда там проходила вечеринка. Однако бандиты
совершили оплошность, и в холле офиса при большом скоплении людей завязалась
драка. Как стало известно нашему корреспонденту, среди преступников были
профессиональные каскадеры. Вероятно, именно они помогли шайке проникнуть
внутрь хорошо охраняемого здания. Благодаря самоотверженному поведению
представительницы одного из СМИ преступники бросили свою жертву. Зимин в
состоянии шока госпитализирован в одну из центральных московских клиник».
— Красота! — весело прокомментировал Зимин, как
только диктор перешел к следующей новости. — Вот уж поистине: складно
врешь — живешь богато.
Ваш выход, Сильвестр Бессонов! Майя на тропе войны
— Сильвестр Семенович! — крикнула Майя, отворив
дверь и увидев за ней Стаса Половцева. — К вам милиция пришла.
Гость ввалился в коридор и привычно потоптался на мокрой
тряпке, расстеленной возле порога.
— Почему только к Сильвестру? К вам она тоже
пришла, — ворчливо возразил он. — И хороши же вы! Даже не
поздоровались, не кивнули, не улыбнулись старому знакомому…
Стас по традиции был усталым и осунувшимся. Пока он шел по
улице, мороз потерся о его лицо своей ледяной щетиной, оставив на нем багровые
пятна. Шарф, в который Половцев был замотан, насквозь пропитался никотином и
посерел. Ничего удивительного — дни напролет он висел в кабинете, где дышали
просто потому, что курили. Ветер ничего не смог с этим поделать, сколько ни
пытался проветрить Стаса на ходу, встряхивая его, как вешалку в гардеробе.
— Вам улыбнешься, старший лейтенант, вы начнете к зубам
придираться, — пробурчала Майя, прислушиваясь, не идет ли босс.
Стас вздохнул. Другой бы он ответил, так ответил. Но перед
этой терял всю свою злость. Глаза зеленые, нос вздернут, словно кто‑то
щелкнул по нему снизу, родинка над верхней губой — маленькая, шоколадная и
наглая, будто специально нарисованная, чтобы его обезоружить. Про таких
девчонок говорят — «свой парень», до тех пор пока они не вырастают, не хорошеют
и не начинают пить вашу кровь.
— Я? — изумился Стас. — Когда это я к вам
придирался? Я наоборот — только помогал. А долг, как говорится, платежом…
Он не успел закончить выгодную для себя пословицу, когда в
коридоре возник тот, ради кого Стас, собственно, и явился в квартиру номер
девятнадцать. Сильвестр Бессонов — человек, к которому Половцев относился с
осторожным уважением. Вот ведь какое дело: мозгов у этого типа не больше, чем у
любого другого, но варят они как‑то иначе, с каким‑то вывертом.
Порою очень полезным для дела.
Сильвестр уже отметил свое сорокалетие и был довольно
импозантен. Однако дурацкий характер и циничный взгляд наложили на его внешность
свой отпечаток, испортив, так сказать, красоту.
— А, старший лейтенант! — протянул Бессонов,
спрятав руки за спину. — Кажется, вы сегодня ели чеснок?
Он повел носом, как пес, выделивший нужный запах среди
тысячи других. Его широкие ноздри хищно дрогнули.
— Вы же не собираетесь со мной целоваться, —
сердито ответил Стас, которого страшно раздражало умение Сильвестра различать
едва уловимые ароматы.
— Разбили мои надежды, — иронически заметил тот.
Майя приняла у старшего лейтенанта куртку с шарфом и повесила
все это добро в шкаф. По дороге сделала глубокий вдох и поморщилась:
— Да вы прокурены, как картежник, который неделю не
вылезал из‑за стола.
Стас не выдержал и возмутился уже по‑настоящему:
— Я пришел сюда не для того, чтобы вы оба меня тут
обнюхивали!
А для чего? — тотчас поймал его на слове
Сильвестр. — Я как раз собирался спросить. Вас давно не было видно. И тут
вдруг такая нечаянная радость…
Стас прошел в знакомую, до отвращения чистую кухню и уселся
на табурет. Чувствовал он себя неуютно. Дело в том, что он обладал
поразительной способностью устраивать беспорядок всюду, где находился больше
пяти минут. Однако здесь не из чего было устраивать беспорядок. Под рукой не
нашлось ни салфеток, ни конфет, с которых можно было бы содрать фантики, чтобы
скатать из них комки, ни других предметов, подходящих для такого дела. Все
вокруг блистало, сияло и отражало свет. Стас подумал, что если провести пальцем
по столу или плите, максимум, что на нем останется, — это трупы убиенных
микробов.
