В том, что судьи не были предвзяты следует то, что из 8 привлеченных 4 были оправданы. Любопытно, что матрос П.М. Ляпков не только отрицал свою вину, но и яростно обвинял осужденных, утверждая, что взрыв был организован «по указанию немцев, не иначе как с их науки».
Здесь я соглашусь с В. Кетлинской и не соглашусь с профессором В. Тарасовым, который в своей работе «Борьба с интервентами на Мурмане в 1918–1919 гг.» бездоказательно объявил, что на «Аскольде» засудили наиболее ненавистных офицерам самых революционных матросов.
Отметим и то, что все 4 осужденных имели самое непосредственное отношение к артиллерийскому погребу, в котором готовился взрыв, ни о какой-то особой революционности осужденных не было и речи. Если уж называть вещи своими именами то самым первым революционером на «Аскольде» был унтер-офицер Самохин, которого никто и не думал привлекать к суду. Самохин был просто списан в Архангельск в числе многих других недисциплинированных матросов, как неблагонадежный, но не как пособник диверсантов.
Суд состоялся с 10 по 12 сентября, проходил он на «Аскольде». Окончательный состав Особой комиссии был таков: председатель – инженер-механик капитан 2 ранга Пашкова, член комиссии – старший лейтенант Назимов. Оба эти офицера были присланы из Парижа военно-морским агентом (атташе). Кроме этих офицеров членами комиссии были назначены офицеры «Аскольда» – лейтенанты Мальчиковский, Якушев и Черемисов и Штайер. Последний исполнял обязанности делопроизводителя
Привлечен к участию в суде был и старший лейтенант Петерсон. В качестве свидетелей со стороны командования выступали штрафной матрос Пивинский, а так же фельдфебели Ищенко, Скок и Михальцов. На следствии и на суде было оглашено, что «революционная организация» была подкуплена немецкими шпионами и ставила своей задачей взорвать корабль.
На судебном следствии из опроса свидетелей, из ознакомления с местом преступления и вещественными доказательствами суд признал, что поджог и взрыв на крейсере был произведен умышленно и лишь по счастливой случайности артиллерийский погреб не взорвался, и корабль не погиб со всем личным составом. Помимо этого суд нашел, что подсудимые матросы Захаров, Бешенцев, Шестаков и Бирюков «несомненно, вполне изобличаются в том, что пытались взорвать крейсер».
Улики – наличие поддельного ключа к погребу, вывинченные ударные трубки, шнур, свеча, спички и нахождение всех четырех обвиняемых в наиболее безопасных местах на корабле в бодрствующим состоянии были против обличали их. Кроме этого обвиняемые так и не смогли внятно объяснить, почему они не спал и почему находились одетым, там, где их обнаружили.
Суд признал, что взрыв был устроен «с целью уменьшения боевой силы нашего флота и из побуждений материального характера, т. е. за деньги, которые были предложены оставшимися суду неизвестными лицами на берегу».
Заседавший в течение двух дней суд признал подсудимых матросов Захарова, Бешенцева, Шестакова и Бирюкова виновными и приговорил их «к лишению всех прав состояния и смертной казни через расстреляние». Подсудимых матросов Сафонова, Терлеева, Бессонова и Ляпкова суд оправдал «по недостаточности их участия» во взрыве. Участие в организации взрыва матроса Андреева осталось не доказанным. Никто из подсудимых виновным себя не признал.
После суда осужденные попросили привести матроса Княжева, говоря, что он – действительный виновник. Впоследствии на следственной комиссии 1917 года капитан 1 ранга Кетлинский показал следующее: «Когда ночью суд вынес свой приговор, и мы все ушли, приговоренные потребовали меня и просили позвать к ним (матроса) Княжева. Я разрешил, и в каземате № 6 у пушки № 19 произошло свидание. Я отлично помню их лица и, главное, глаза. Обвиненные впились глазами в Княжева и сказали: «Сознавайся, Алеша!» Княжев ответил: «Мне не в чем сознаваться». На повторное их убеждение, он ответил: «А вам разве это поможет?» И отвернулся. Это все. Этот разговор, в котором больше говорили глаза, произвел на меня впечатление, что Княжев был или главным, или подговорил их, но не пойман. Они же были исполнители. Мне предстояло конфирмировать приговор».
Рассказу Кетлинского я верю. В данной истории он был лицом незаинтересованным, так как прибыл на крейсер уже после происшедших событий. В своих показаниях Кетлинский недвусмысленно говорит о вполне организованной группе заговорщиков, которая имела и свою иерархию. Причем Кетлинский дает понять и то, что расстреляны были рядовые исполнители, а Княжев (вполне возможно, осуществлявший за этими исполнителями контроль) и те, кто руководил Княжевым ушли от наказания, так против них не было никаких доказательств.
Теперь, когда суд бы закончен и судьи вынесли свой вердикт, слово было за Кетлинским. Ему, как командиру корабля, находящегося в отдельном плавании, предстояло утвердить приговор суда.
Возникает вопрос, а почему, Кетлинский, получив косвенную информацию о причастности к диверсии матроса Княжина, не отменил решение суда и не назначил доследование. Причина такого поведения командира «Аскольд а», на мой взгляд, к роется в том, что Кетлинский был весьма раздражен тем, что командование столь известным кораблем, как «Аскольд», ему приходится начинать со смертельных приговоров. Дело для него и для судей было уже, в общем-то, достаточно ясным. Больше копаться в этом деле, чтобы вынеси еще один-два смертных приговора, у него не было ни желания, ни, и это самое главное, времени. Надо было как можно быстрее заканчивать «диверсионное дело», заканчивать ремонт и уходить в Мурманск, ведь война была в самом разгаре и, следовательно, надо было воевать, а не заниматься бесконечными расследованиями.
Авторы книги крейсер «Аскольд» В.Я. Крестьянинов и С.В.Молодцов пишут: «Кетлинскому предстояло утвердить приговор. Будучи противником смертной казни, а одно время даже толстовцем, он мучительно колебался. Но люди, решившиеся за деньги взорвать свой крейсер, на котором спали 500 человек их же товарищей, представлялись Кетлинскому зверями. Продумав над приговором всю ночь, он принимает решение…»
13 сентября командир «Аскольда» выносит свой окончательный вердикт: «Представленный мне на конфирмацию приговор суда Особой комиссии по делу о взрыве, коим матросы Захаров, Бешенцев, Шестаков и Бирюков признаны виновными и приговорены к расстрелу, я в силу предоставленного мне права утверждаю. Приговор предлагаю привести в исполнение в законный срок – немедленно. 13 сентября 1916 г. Командир крейсера «Аскольд" капитан 1 ранга Кетлинский».
Таким образом, уже на третий день после своего приезда в Тулон Кетлинский был вынужден утвердить смертные приговоры для четверых матросов, выполнив указание Григоровича о наведении строжайшего порядка на вверяемом ему крейсере, всеми доступными ему способами.
Конечно, при этом Кетлинский не мог себе и представить, что когда-то наступит время, когда пострадавшая сторона – команда – потребует от него отчета. Надо иметь в виду, что в дни работы суда корабль готовился к выходу из дока и вновь прибывший командир был вынужден затратить много времени на осмотр корпуса и уделить максимальное внимание быстрейшему завершению ремонта, так как имел приказание, как можно скорее, идти в Мурманск.
