– Царапины, – отмахнулась девушка. – Все меня благодарит.
– За что?
– Он же бесился страшно, что я не приехала и на звонки не отвечала. Когда Пищелев с дочкой танцевать пошли, его как раз осенило меня по домашнему номеру поискать. Поэтому от эстрады отошел, чтобы музыка не мешала. А так бы тоже на куски разорвало.
Я принюхалась – от Вики ощутимо попахивало спиртным. Впервые, кстати. Хотя мы и раньше в печальных обстоятельствах встречались. Но она тогда что-то упоминала – про принципы, и для голоса вредно… Сейчас удержаться не смогла.
Всхлипнула:
– Маман зачем-то на кладбище оркестр подогнала. И военные залп дали, хотя отец к армии давно никакого отношения не имел. Священник душу травил, потом она сама целую поэму зачитала. Хорошо, у дяди Мити фляжка была, а то бы я совсем рехнулась.
– А кто есть дядя Митя?
– Ох, Римма, – совсем не по-похоронному заулыбалась Вика. – Сейчас-то чего ты расследуешь?
– Так кто?
– Друг отцовский. Школьный еще. Вон он, с матерью стоит.
Воровато огляделась, остановила взгляд на дальнем конце стола, где дружной компанией помещались бутылки. Шепнула:
– Пойдем туда. Будешь меня прикрывать.
Я начала беспокоиться. Когда непьющий, да еще в стрессе, дорывается до алкоголя, концовка обычно скоротечна и печальна. Вике, может, и надо допиться до полного забытья, но мать ей потом устроит – за срыв «культурного» мероприятия.
Впрочем, с ходу спорить и наставлять на путь истинный не стала. Налила в два фужера чуть на донышко коньяку, предложила:
– Пойдем на воздух выйдем. Все равно за стол пока никто не садится.
Мама Вики и впрямь, словно на великосветском приеме, стояла вместе с метрдотелем у входа, встречала гостей.
«Эта шляпка вам изумительна», – услышала я.
Слишком в хорошей она форме для свежеиспеченной вдовы.
Хотя фингал дочери поставила знатный – до сих пор отчетливо проступал сквозь толстый слой грима.
Мы вышли на пустую террасу. Плохо подвязанные ветви дикого винограда шелестели на ветру, с Москвы-реки тянуло соляркой и болотом, на малой скорости плелась длинная проржавелая баржа.
– Не смогу я без отца жить, – просто и грустно сказала Вика.
Я мало склонна к романтике, но сегодня вдруг осенило.
– Вик, ты представляй, что он здесь. На Земле.
– Это как?
– Мужчины ведь часто надолго уезжают, но потом всегда возвращаются. Допустим, он капитан корабля и ушел в кругосветку.
– Папа-то не вернется, – всхлипнула она.
– Он будет приходить к тебе во сне. Или на улице. Увидишь знакомую фигуру, побежишь, не догонишь – но все равно, будто бы повидались. А свою бабушку я однажды видела в облаке.
– В «Яндексе»? – хмыкнула Вика. – Или на «мэйле»?
Может шутить. Хорошо.
– Нет. В настоящем облаке. Я сидела на даче в шезлонге. Смотрела в небо. И вдруг – ее лицо. Очень отчетливо. Она выглядела счастливой, улыбалась. Ничего не сказала, но я сразу поняла: там, в раю, ей хорошо.
Вика горько вздохнула. Схватила бокал.
– Пей по глотку, – строго сказала я.
Но она осушила до донышка. Пробормотала:
– А папу не пустят в рай.
Я хотела выпалить любимое, сыщицкое: «Почему?»
Но удержалась. Спокойно произнесла:
– Я не верю, что в рай определяют по канонам из Библии или «Божественной комедии». Хорошему человеку можно простить любую ошибку. А Бог – он не карающий. Он добрый.
– Ох, если бы так! – Вика порывисто меня обняла.
Подхватила мой нетронутый бокал. Прикончила. Откинулась в плетеном кресле. Пожаловалась:
– Все кружится.
Отвести незаметно в туалет? Заставить очистить желудок?
Но голос девушки стал тише, она закрыла глаза. Губы еле шевелились, но мне удалось разобрать:
– Отец всегда был прав. И насчет Мишки прав. Какое счастье, что он его убрал!
– Как ты сказала?
Хмель слетел с Вики мигом. Взглянула на меня с ужасом:
– Я ничего не говорила.
Я постаралась отозваться максимально спокойно:
– Вика, я слышала, что ты сказала. Но тебе не о чем волноваться. Если человека нет, то и обвинять некого. Дело об убийстве сразу закрывают.
– А память порочить? А родители Мишкины? Они живы, тоже могут гражданский иск нам вчинить, – почти трезвым тоном возразила певица.
Потом схватилась за голову, простонала:
– Правильно мать говорит: олигофренка я. Нашла с кем разболтаться!
Я обиделась:
– Ты меня, кажется, подругой своей называла. Но как частный детектив могу тебе сказать: для любого поступка обязательно должен иметься мотив. И лично у меня нет никакого желания или выгоды порочить память твоего отца. Можешь не волноваться. А как он его убил?
– Принеси мне еще выпить, – тяжело вздохнула она.
– Нет. Тебе больше нельзя.
– Тогда я схожу сама.
Схватилась обеими руками за ручку кресла, тяжело поднялась. Поскользнулась, едва не упала. Я вскочила, обняла ее за плечи, заорала:
– А ну, сядь!
– Я сказала, п-принеси мне выпить! – Викин тон стал скандальным. – Н-немедленно.
– Сейчас все принесу, – тихо заверила я. И внушительно добавила: – Только за мной не тащись. Шею сверну.
И пулей бросилась в здание ресторана.
– Х-хороша подруга! – рассмеялась вслед Вика.
Как ее обмануть?
По счастью, ассортимент напитков в конце стола оказался богатым. Имелись тут и ром, и водка, и соки. Я быстренько схватила «Столичную», апельсиновый и два высоких бокала. Заскочила в туалет, вылила водку в раковину, заполнила емкость водой. И вернулась на террасу.
Объявила Вике:
– Коньяка больше нет, а чистая водка тебя с ног сшибет. Поэтому будем пить коктейль. «Скрудрайвер».
И щедро плеснула в бокалы обычной воды вместо огненной.
– Град-дус, – певица икнула, – п-понижать нельзя.
– Ничего. Тебе сегодня все можно.
– С-споить меня хочешь и все в-выведать?
– А что поделаешь? Подруги всегда любопытны, – улыбнулась я.
– Ну, тогда на. Читай, – больше не стала упираться Вика.
Протянула мне конверт. Прокомментировала:
– Фотографии, к счастью, нет.
Слева от яркого изображения с подписью «Московский Диснейленд» значился обратный адрес: Иркутская область, деревня Ручьево, дом 3.
