Я не стала ждать, пока клиентка ко мне присоединится. Вынула и развернула письмо. Почерк неверный, дрожащий:
«Привет, папа! Хоть ты и обещал, что у меня получится, но я так и не научилась толком писать левой рукой. В остальном все нормально, насколько может быть в моем положении. Доктора продолжают мучить процедурами. Но я-то понимаю: если перебит позвоночник, вылечить паралич невозможно. В бассейне, правда, находиться приятно. Иногда я закрываю глаза и представляю, что снова здоровая и молодая, плаваю в море, а вечером наряжусь в красивое платье и пойду пить коктейли и танцевать. Пробуждаться от фантазий и снова видеть свое жалкое тело всегда очень больно.
Ты спрашиваешь, почему я не хочу больше петь. Доктора тоже удивляются. Ведь пение – одно из немногого, что я еще могу. Но после той проклятой свадьбы, после того, как Пищелев попросил меня исполнить – лично для него – битловское «Let It be», а буквально через секунду после этого раздался взрыв, я поняла, что даже просто звуки музыки постоянно напоминают мне об ужасе и боли. Здесь есть тематические вечера, приезжают с концертами местные коллективы, но я никогда не принимаю участия в этих активностях. Я ненавижу музыку. Ведь это она привела меня сюда.
Понимаю, что ты расстроишься, но я как-то обещала никогда тебя не обманывать. Не буду и сейчас. Если честно, больше всего на свете мне сейчас хотелось бы умереть. Какой смысл стареть в богадельне, без ног, среди инвалидов и без малейших перспектив?
Извини, если расстроила тебя. Но притворяться счастливой и веселой я не могу.
Пищелеву с дочкой хорошо, они мертвы и, возможно, даже в раю. А мне еще неизвестно, сколько страдать.
Я понимаю, что поездки обходятся дорого, но ты все-таки навещай меня почаще.
Твоя Вика».
* * *
Певица вернулась в коридор с видом бледным и самым решительным. Снова садиться на пол не стала. Строго посмотрела на меня, произнесла:
– Я хочу знать, чья это глупая шутка. И почему отец в нее поверил. Только не надо мне говорить про алкогольную деменцию и прочий бред. Да, он пил. Иногда вел себя странно. Но верить в письма из будущего не стал бы однозначно.
Я медленно произнесла:
– Однако шутка исполнена очень профессионально. Штемпели на конверте – две тысячи двадцать восьмого года, от обеих стран. Квартал Смихов на картинке – я вспомнила – только в этом году начал строиться. На месте бывшего железнодорожного вокзала в Праге. И фотография… м-мм… отфотошоплена мастерски. Обычный любитель не справится. Думаю, кто-то хотел предупредить твоего отца, что на свадьбе произойдет взрыв. И, непонятно почему, выбрал столь оригинальный способ. Даже не оригинальный – просто бредовый.
– Но почему папа просто не сказал: «Я знаю, что на свадьбе будет взрыв, ни в коем случае туда не езжай»? – всхлипнула Вика. – Я бы тогда, конечно, не поехала.
– Боялся выдать сообщника. Или что ты не поверишь, – предположила я.
– Я и не поверила.
– Похоже, он это понял, – кивнула я. – Говоришь, тебя «БМВ» преследовал? С бандитами? Это понадежнее, чем письмо.
– Вы хотите сказать – их папа нанял?! – взвилась Вика.
– Не знаю пока.
– Никогда бы он такого не сделал! Он меня, наоборот, защитить хотел!
И заревела.
А я отчетливо поняла: сколько ни строю из себя самостоятельную даму-детектива, но без милого Пашеньки мне никак не справиться. Все-таки, наверное, он – Шерлок Холмс. А я – всего лишь доктор Ватсон.
* * *
Паша ненавидит, когда я принимаюсь действовать самостоятельно.
Однако рассказ о вчерашней одиссее выслушал с неприкрытым интересом. Не пенял, что я самовольно покинула место засады. И по поводу стенаний об отсутствии перчаток отмахнулся:
– Забей. Если письмо через почту прошло, отпечатки все равно не установить.
– Через почту? В 2028 году? – лукаво улыбнулась я.
Паша не смутился:
– Все равно на конверте только пальцы отца. Нормальные люди подобное отправляют в перчатках.
– Но кто это сделал?! – Я ломала голову всю ночь и запуталась окончательно. – И почему письмом не удовлетворились – отправили в погоню еще и «БМВ»?
Паша пожал плечами:
– Недостаточно вводных.
И пообещал:
– Пробью теракт по своим каналам. А ты пока в открытых источниках посмотри.
Я вздохнула:
– Весь Интернет уже облазила. Информации крайне мало. Гости молчат, будто у них Инстаграмов нет. Знаю только, что Пищелев в момент взрыва танцевал с дочкой. Свадебная традиция – отец как бы передает ее мужу. Играла в этот момент – внимание! – битловская «Let It be». Только в инструментальном исполнении – певица-то не явилась.
– Значит, автор письма знал не только на кого нацелен взрыв, но и момент, когда он произойдет, – задумчиво констатировал Павел Сергеевич.
– Тогда это скорее исполнитель, – предположила я.
– А я бы поставил на заказчика. С тараканами в голове. Пожелал, чтобы враг погиб вместе с любимой дочкой, да еще под философскую фразу: «Да будет так». Очень эффектно, если с позиции маньяка рассуждать.
– Но заказчик почему-то не хотел, чтобы Вика тоже погибла. Может, это друг ее отца? Или… или сам отец?!
– Тогда бы он просто запер ее в доме. К тому же откуда тогда взялось письмо? Его явно долго и тщательно готовили. И предназначалось оно, несомненно, Юрию.
– Может, пойдем от печки? – робко предложила я. – Вика просила узнать про папу абсолютно все. Начиная с момента, как он с ее мамой познакомился…
– Иди. Занимайся, – охотно отослал меня Павел.
Я еще дверь не успела закрыть, как услышала – он успел набрать номер и кого-то спрашивает:
– Ты в курсе, что вчера в «Золотом лебеде» стряслось?
Я вернулась в предбанник. На любимые аксессуары для отдохновения – пилку и лаки для ногтей – даже не взглянула. Стала набрасывать план, по каким еще базам пробивать Викиных родителей, с кем из их родственников-сослуживцев-знакомых имеет смысл пообщаться.
Отвлеклась от интеллектуальной работы буквально на минуту – позвонить в больницу скорой помощи.
Справочная служба против ожиданий отозвалась мгновенно.
– Скажите, пожалуйста, как самочувствие Юрия Юнкера, он вчера в реанимацию поступил, – протараторила я и приготовилась ждать шелеста страниц или кликанья по клавишам компьютера.
Однако никаких звуков не последовало. Дама на другом конце провода мягко спросила:
– А вы кто ему будете?
– Коллега.
Женщина вздохнула и с дежурным сочувствием произнесла:
