Гай взял конверт.
– Это указания на случай смерти или что-то такое? – спросил он.
– Нет, нет, – сказал стюард. – Какая-то девушка, которая проходила тут некоторое время назад, оставила это для вас.
Гай недоверчиво склонил голову:
– Для меня?
– Да, – сказал стюард, чуть улыбаясь. Карандаш по-прежнему торчал у него изо рта. – Вы можете сесть вон там и прочитать это, если хотите. Потом мы заберем ваш чемодан и проводим вас в самолет.
– Этот чемодан… – сказал Гай.
– Все ваши воспоминания, – сказал стюард.
– Я заберу их с собой? – спросил Гай.
– Не совсем, – сказал стюард. – Вы должны сдать его мне на хранение.
– А потом?
– А потом мы его потеряем.
– Потеряете?
– Да.
– То есть намеренно?
– Почему сразу намеренно? Мы потеряем его по ошибке. Но так всегда бывает. Это часть процесса.
– Какого процесса?
– Процесса начала жизни.
Гай чувствовал, что немного запутался.
– Я думал, вы сказали, что я умру, когда сяду в самолет.
– Но потом ведь вы сойдете с самолета, – сказал стюард так, как говорят очевидные вещи.
– И?
– Когда вы сядете в самолет, то закончите свой путь как творец совпадений, а когда вы сойдете с самолета, то начнете свой путь как человек.
– Человек? – насторожился Гай.
– Человек, – ответил стюард.
– Прямо человек? Из плоти и крови, смертный, клиент творцов совпадений, все это сразу?
– Да-да, – сказал стюард, все еще не теряя ангельского терпения.
– Все творцы совпадений проходят через этот аэропорт, а потом рождаются людьми?
– Вы сейчас вдаетесь в технические детали, – сказал стюард и почесал бровь. – В целом – и нет и да.
– То есть?
– Не все творцы совпадений проходят через аэропорт. Только вы, потому что вы так решили. Но да, следующий этап после творца совпадений – это человек.
– А после человека? – спросил Гай.
– Don’t push it, – сказал ему стюард и добавил с многозначительным видом: – Это по-английски значит: понятия не имею. Если вы не знали.
– Хорошо. – Гай почему-то исполнился новой надеждой. – Тогда я возьму чемодан и поднимусь на борт.
– Конверт… – напомнил стюард. – Может, стоит прочитать сначала, что там.
– Я могу почитать в полете, – сказал Гай.
– Нет, нет, нет, – сказал стюард, – ничего нельзя брать с собой на рейс. Вы должны положить его в чемодан ко всем остальным воспоминаниям, чтобы и он потерялся.
– Но я только-только получил его, – настаивал Гай, – и это не совсем воспоминание из жизни.
– С процессуальной точки зрения он является таковым, – сказал стюард и указал в сторону скамейки. – Вы можете присесть там и почитать. Самолет без вас не улетит, не волнуйтесь.
– Хорошо, – сказал Гай, развернулся и пошел обратно на скамейку.
– И если вдруг вам придет в голову, что это за «вкус, который сейчас у меня во рту», шесть букв, то скажите! – прокричал ему вслед стюард.
Гай снова устроился рядом с чемоданом.
Он чувствовал, хотя, видимо, не должен был, удивительное спокойствие. Быть человеком. Он точно справится с этим. Ради такого можно и отказаться от коллекции воспоминаний.
Он прочитает эти новые указания в конверте, соберется с мыслями, может, выпьет что-нибудь (если он в своем воображении создал аэропорт, то может создать в нем и автомат с прохладительными напитками) и пойдет навстречу своей новой жизни. Жизни номер три. В конце концов, он прогрессирует, правда? Теперь он будет принимать более правильные решения.
На белом конверте не было ни марок, ни адреса. Только его имя маленькими буквами.
Когда он вскрыл его и вынул сложенные листы, то с удивлением узнал почерк, а когда прочитал само письмо, почувствовал, как душа куда-то проваливается.
28
Дорогой Гай, с чего же мне начать?
Видимо, в мире всего два типа людей.
Есть те, кто просто живет, сосредоточившись на настоящем моменте и на том, что надо делать сию секунду. Когда приходит любовь, они улыбаются и позволяют ей войти, но не отдаются по-настоящему. Они бы прекрасно жили и без нее, но это очень мило, что она пришла.
А есть второй тип людей. Те, кто всю жизнь чувствует, что тоскует по кому-то, кого еще не встретил. Кто все время ждет, когда тоска исчезнет и кто-то войдет в дверь. Мы, второй тип, проблемные. Ищем знаки в любом маленьком жесте. Звонок в дверь, незнакомец, который обогнал нас на пешеходном переходе, улыбающийся официант – все это знаки, возможности, которые нужно проверить. Может быть, внезапно явится кто-то и точно совпадет по форме с какой-то выемкой в душе, – как ребенок вставляет треугольную игральную кость в треугольное отверстие, а квадратную кость – в квадратное.
Так что уже тогда в парке, в начале курса, несмотря на то что мы встретились всего лишь секунду назад, мне хватило твоей фразы о том, что ты был воображаемым другом, чтобы сигнал тревоги зазвучал у меня в голове. На выяснение остальных деталей у меня ушло еще около двух недель, и все стало окончательно ясно. Твои рассказы о прошлом, твои любимые фразы – все совпадало. И когда ты впервые упомянул про Кассандру, то всё, круглая кость легла в круглую выемку.
А я – должна была молчать.
Много времени я спрашивала себя, когда же настал тот особенный момент и я поняла, что влюблена в тебя. Точка равновесия, в которой тот, кто тебе до этого просто нравился, становится центром твоей вселенной.
Это все равно что поймать момент, когда ты засыпаешь. Лежишь в постели, пытаясь оставаться в меру бодрствующим, чтобы уловить тот миг, когда ты переходишь границу бодрствования и сна, но все равно слишком поздно замечаешь, что ты уже за этой границей.
Понятия не имею, почему и когда это случилось.
Но сейчас я точно знаю, что это уже не пройдет. Сейчас я знаю, что ты застрял за моей дверью и никогда не войдешь, что невидимая колючая проволока протянута между нами, между моей настоящей любовью и твоей воображаемой любовью, и что есть вещи, которые никогда не происходят. Я должна была это знать.
Хорошо. Я слишком много болтаю. Вернемся к началу.
Вот мое первое воспоминание: я сижу на мягком диване, и восьмилетняя девочка с большими зелеными глазами кладет голову ко мне на плечо и ждет, что я поглажу ее по волосам. У меня было другое имя и другое лицо, но уже тогда это была я, именно я, такая как есть. И с тех пор я гладила ее волосы каждый день на протяжении долгого времени.
