– Послушай, Эмили…
Она изо всех сил старалась, чтобы это не звучало умоляюще. Только не умоляюще.
– Гай… ты смотришь на мир вокруг, – сказала, – но ты не видишь свою любовь, потому что ты ее не ищешь. Ты ищешь Кассандру и заранее отказываешься от всего остального. Ты ищешь ту, что была когда-то, но уже не существует. Ты пленник того, что уже закончилось, чего нет. И мне грустно видеть тебя таким. Пытающимся раскрасить рисунок, линии которого уже давно истерлись. Воображаешь что-то, в чем нет…
– Я ничего не воображаю. Я вспоминаю. У меня остались лишь воспоминания, – он прервал ее, – есть разница между…
– И все равно ты в плену, – прервала она его тоже.
– Мне и так хорошо.
– А мне нет.
Они сидели и молчали.
Постепенно сомкнулись все уровни понимания. Тик, тик, тик. Он знает, чего она хочет, что она пытается организовать, и она знает, что он знает. А он знает, что она знает, что он знает… И так далее.
Что, черт возьми, она о себе возомнила?
– Где было начало всего…
– Уже много времени я думаю, как сказать тебе об этом, как дать тебе это, как…
– Я имею в виду сегодня. Когда ты начала плести мой день? – осторожно спросил он.
– На море, – сказала Эмили.
– Мальчик с собакой?
– Да.
– А улица, заполоненная парочками?
– Да. И еще несколько вещей…
– Боже мой, выкладывай.
– Мне кажется, что мы, – сказала Эмили, – мы тоже начали когда-то что-то вместе и сделали перерыв, а сейчас можем продолжить. Ты не чувствуешь? Ни капельки? Потому что я вот – да. Каждый раз, когда ты рядом со мной, я будто возвращаюсь домой. Я хочу продолжить с того места, где мы остановились. Я…
– Эмили… – сказал он.
– Поверь мне, есть такое место, – сказала она.
Ей надо было организовать более долгое отключение электроэнергии, гораздо более долгое. Сейчас слишком хорошо видно, что она плачет.
– Мне жаль, – сказал он. – Ты замечательная, правда замечательная. Ты знаешь, как мне с тобой хорошо. Но…
Всегда должно быть «но», правда? Такой ментальный разворот.
Он глубоко вдохнул:
– Так не работает. Со мной не работает. Ты не можешь организовать совпадение для нас, если не может быть самих «нас».
Она не стала дольше задерживаться.
Не было смысла.
Она задала свой вопрос, преподнесла ему этот драгоценный подарок в виде ухаживаний, подарила ему шанс, над которым работала столько времени. А он тихо сказал «нет», но эхо получилось звонким.
Когда она, стараясь не упасть, медленно спускалась по лестнице, то обнаружила, что печенье все еще у нее в руке. Многое она сегодня подготовила заранее, но ее печенье было абсолютно случайным. Она разломила его и вытащила маленькую записочку.
«Иногда разочарование – это прекрасное начало чего-то нового», – прошептала она самой себе. Ну да, конечно, подумала она. Свет на лестничной клетке погас, и она на ощупь спустилась вниз.
10
Черт побери, вставляйся уже!
Эди Леви, бухгалтер, стоял, наклонившись, на лестнице и пытался вставить ключ в замок.
Руки тверды, зубы стиснуты от напряжения, но почему-то это простое действие – вставить ключ в замок и повернуть – стало вдруг сложным. Он тихо ругался.
Он глянул на часы. Это продолжается уже почти восемь минут. Это внутреннее безумие, непонятное чувство, которое он не смог определить, но знает, что сейчас оно ему точно не нужно.
Ключ наконец вставился, и он резким движением открыл дверь. Когда он вошел и зажег свет, то думал с досадой о маленьких царапинках, которые, конечно же, появились вокруг замочной скважины, будто бы тут живет какой-нибудь алкоголик.
Он попробовал глубоко вдохнуть, успокоиться и привести в порядок мысли.
Глубокое дыхание проветрит легкие, больше кислорода попадет в кровеносную систему, мозг получит необходимую порцию питательных веществ, чтобы успокоиться и вернуться в обычное состояние. Он чувствовал себя так, будто кто-то подбросил маленький резиновый шарик в его голове и теперь он хаотично бьется о стенки черепа.
Но не надо преувеличивать. Все в порядке, он не очень чувствительный человек. И весьма этим гордится.
В то время как люди вокруг него превратились в преданных рабов мимолетных импульсов, он уже давно разметил территорию. Он больше не пытался это объяснить. Нет смысла. Люди хотят убедить себя в том, что они что-то чувствуют. Признание того факта, что все дело в химических веществах и маленьких электрических разрядах между нейронами, заставляет их почему-то чувствовать себя чересчур механическими.
Для Эди не было никакой проблемы быть механическим. Такова правда, и надо ее признать. Кусок мяса, капсула ДНК, система органов, обладающая самосознанием. Что есть, то есть.
Но сейчас он бродит туда-сюда по маленькой квартире, рассекая плотный воздух между стенами, на которых висят забитые до отказа книжные полки, и пытается обнаружить источник этого беспокойства и загнать его обратно в иррациональную дыру, из которой тот выполз.
Он остановился и покачал головой.
Музыка. Он немного послушает музыку. Где-то внизу на одной из полок была пыльная коллекция дисков. Уже давно он их не слушал. У него есть один диск с симфониями для фортепиано с оркестром, из которого он прослушал ровно четыре дорожки. Четкие дорожки, со структурированной музыкальной темой, с развитием, которое практически представимо в виде уравнения с двумя неизвестными.
То, что нужно сейчас.
Он вытащил свой старый побитый плеер, вокруг которого, словно змея, обвивался провод от наушников, и сел с ним в кресло. С первыми звуками в его вселенную начал возвращаться привычный порядок.
Он закрыл глаза, и четкий, почти армейский ритм подхватил его. Он уже не был ворчуном, сидящим в старом кресле. Он смотрел на себя и на весь мир со стороны. Исследовал его извне в полете мысли. Кресло превратилось в облако синтетических молекул, а в нем – механизм из насосов и труб, мехов и вентиляционных отверстий, рычагов и мышечной ткани. Он ушел в своих мыслях еще дальше, внутрь холодного космоса, и увидел маленький шарик, трогательный, голубенький, который вращается вокруг большого пылающего шара. Потом он еще больше отдалился, пока все не превратилось в неподвижные точки в пустоте. Если смотреть с достаточной высоты, все выглядит одинаково – атомы, организованные в сложные формы. Будь то случайный обломок гранитной скалы, пролетающий сквозь галактику, или качающий кровь насос, сделанный из мышцы, про которую кто-то когда-то решил, что она заключает в себе человеческие чувства.