«Мы порождение взрыва», — говорит кто-то из персонажей; взрыв не знает верха и низа, Добра и Зла, нравственных акцентов. Взрыв — апофеоз жизни, движения и одновременно точка смерти, с ощущением этой нерасчлененной абсолютности существует бакинский мир, нам не найти координат, из которых мы можем судить. Мир как бы вывернут наизнанку — он выпукл, фактурен, подробен в точно выписанных мелочах, но о каждом шаге, о каждом деянии мы — безоценочно — можем сказать лишь то, что они есть.
Жизнь есть; вот она, в густой прозе, в физически сильной образности, в едва ли не безукоризненной пластичности описаний, но и смерть есть — здесь же, в этом же. Столь же реально, выпукло, полнокровно (или полно-«бескровно»). Бакин, на мой взгляд, единственный сегодня наследник Платонова, проза которого, конечно, влияла и влияет на тысячи русскоязычных литераторов, но Бакин — наследник прямой. Не только в пафосе (который можно попытаться определить как кровавое сопротивление всякой возможности пафоса), не только в «метафизичности», не только в стиле, в постоянном ощущении того, как мир синтаксически выворачивается из себя, но даже и в материале — крестьянском, рабочем, мужицком. Но едва ли не впервые в нашей словесности «мужицкая» литература начисто лишена того, что ей столь усердно навязывали сонмища искренне наивных авторов, от демократов XIX века до «деревенщиков», — либо «чудаковатости», возведенной в ранг нравственной чистоты, либо прямой нравоучительности, занудной до ломоты скул. Какая уж нравоучительность, если мы порождение взрыва?!
Вячеслав Курицын (Екатеринбург)
из статьи в «Независимой газете»
…Плотность, «весомость» повествовательной ткани в прозе Д. Бакина отнюдь не противоречит внятно ощущаемому в каждом рассказе «потустороннему сквознячку», проникающему в тугие, медленно раскручивающиеся сюжеты. Присутствие смерти прямо в жизни и попытка человека отстоять свой персональный мир — главная тема таких рассказов Д. Бакина, как «Оружие», «Страна происхождения», «Лагофтальм», «Нельзя остаться», «Стражник лжи».
Т. Г. Кучина, О. С. Рогозина
Ярославский педагогический вестник, 2013, № 3
«Все во мне и я во всем»
Урок по рассказу Дмитрия Бакина «Сын дерева»
Урок посвящен пока еще малоизвестному, хотя и получившему уже несколько литературных премий писателю, сопоставляемому критикой то с Фолкнером, то с Платоновым, автору, ставшему продолжателем классических традиций русской литературы благодаря той системе четких нравственных ориентиров, в которую встроены сюжеты его произведений.
Обращение к творчеству Дмитрия Бакина продиктовано тем, что произведения писателя, не так давно пришедшего в литературу, сразу продемонстрировали талант яркий, неординарный, самобытный. Во Франции после выхода там сборника его рассказов Бакина называют «русским Камю», современная критика сравнивает его с А. Платоновым, а «у тех, кто читал Фолкнера, в первую очередь, возникают ассоциации с автором „Авессалома“» (Степанян К. Реализм как преодоление одиночества. «Знамя», № 5. 1996). В произведениях писателя отчетливо видна особая система поэтики: затянутость экспозиции, медленное разворачивание сюжета, смещение кульминации ближе к финалу текста. Поставленные автором проблемы драматичны, и бакинский герой оказывается с ними один на один. Кроме того, персонажем часто становится человек с травмированным сознанием или физическим недостатком, лишенный возможности вести полноценную жизнь… Часто за алогизмом поведения героев писателя скрывается глубинная человечность, альтруизм, желание защитить близких. Может быть, Дмитрий Бакин тем нас и удивил, что оказался вызывающе несовременным.
Белокурова С.П., Друговейко С.В. Русская современная литература.
Методические разработки уроков. Русская литература. Конец XX века. Уроки современной русской литературы
СПб.: «Паритет», 2001 г.
Русский писатель, уроженец Донецка, лауреат премии Антибукер (1996), интересен не только (а, может быть, даже не столько своей отстраняюще-экзистенциальной прозой, но и совершенно уникальным по нынешним временам способом профессионального «бытования», заключающемся в крайней самоизоляции от растленной писательской тусовки, ее диктата и нравов. До последнего времени работал шофером, уделяя литературе часы досуга, при этом — вопреки распространённому мнению о невозможности для сочинителя работать вне «цеха» — достиг впечатляющего профессионализма и, кажется, намерен продолжать свою писательскую робинзонаду, подсказанную инстинктом духовного и творческого самосохранения. В отличие от Сорокина, Пелевина и прочего постмодерна примыкает к традиции оттесненного на обочину, драматически старорежимного «почвенничества», если почва, пропитанная нитратами, промышленными стоками и продуктами распада монументальных иллюзий, может сохранять свойства почвы.
Клуб Пергам: литература глазами читателей
с сайта pergam-club.ru
Давно уже со мной не было такого: книга прочитана, а я еще в книге. Недоумение сменяется восторгом и, наоборот, в голове роятся вопросы, на которые сама ответить не в состоянии. Это книга рассказов. Писатель совсем не на слуху. И даже вовсе не писатель, а водитель грузовика. И не Бакин (псевдоним), а Бочаров. И еще он — лауреат премии Антибукер. Самоизолировался от собратьев по перу, уклоняется от интервью и другой публичности.
В его рассказах нет «чернухи», «порнухи», нет каких-то скандальных разоблачений — лагерных, тюремных, нет неизвестных закоулков нашей жизни, «травм поколения». Он не выступает ни «за», ни «против» чего-то, никакой идеологизации, а вся жизнь в его рассказах — это одна сплошная боль и травма.
В центре рассказов дом и семья как основа бытия, герои Бакина — в основном, немногословные и какие-то таинственные мужики народных профессий — повсеместно строят, охраняют, обретают и теряют каждый свою «страну происхождения». Он пишет об одиночестве, старении, о смерти и болезни. Бакин изображает не столько героя и его характер, сколько муку рождающегося и разворачивающегося в пространстве жизни его сознания. И делает это точным и понятным языком. Вообще-то язык у него особый. Первый рассказ — «Листья» — я прочла не отрываясь. Я плавно скользила по нему, не чувствуя конца предложений, перетекала из одного в другое. Целое искусство плетения слов. Попробовала прочесть вслух — фразы удобно ложатся на язык. Ищу другие его рассказы, и, кажется, он пишет роман.
С сайта artevlada.livejournal, 2012 г.
В прозе Бакина, неофициально признанной андеграундом еще во времена ранней перестройки, сложилась своя система поэтики: на протяжении рассказа (Бакин пишет пока только рассказы) медленно, с усилием и последующим ускорением разворачивается тяжелая пружина сюжета, как правило, относящегося к родовым и семейным, темным, драматическим проблемам. В прозе Бакина экзистенциально голый человек окружен враждебными стихиями и, как кольцом огня, окружен смертью. Но бакинский человек упорно не верит и не доверяет смерти, противостоит ей своей любовью, в прямом смысле слова сумасшедшей («Стражник лжи»). Реальность проходит через горнило сознания, чаще всего искаженного — горем, сумасшествием, несчастьем, — в общем, сознания травмированного. Автор — всезнающий демиург — не выдает своего присутствия.
