— Эй, суки, а как же я? — орал Артем целых полчаса.
— А ты наказан, — объясняла Елена. Мартини в ее стакане плескалось от мощных толчков.
— Дай ски дес
[102], малыш, — от избытка чувств прошептал Сергеич. — Я щас кончу!
— Суки да ё, гаденыш, — ответил Егор. И кошачья лапа с тихим жужжанием выпала на ковер. Нестеренко и Дмитро на ковре пытались одновременно засунуть Коле.
— Да больно же! — взвыл Коля, брызнув спермой.
— Ладно, ладно, — Нестеренко спустил ему на лицо.
Только Дмитро никак не мог кончить. Дроча, он оглянулся в поисках заинтересованной дыры и заметил на столе связанного Артема, о котором уже все забыли.
— Не возражаете? — спросил он у благородного собрания.
— Возражаю! — Нестеренко порвал пакет и натянул на руки перчатки. Опустил руки в миску со смазкой и сжал кулаки. Смазка зловеще чавкнула. — Артемий! Неужто ты возмечтал, смерд, что кто-то будет пачкать чресла свои о твою зловонную клоаку? Ты «Калигулу» смотрел?
— Нет! — включил дурачка Артем. — Я не смотрю такую низкопробную дрянь.
— Вот сейчас и закосплеим.
Благородное собрание надело перчатки. Вопль ужаса прокатился над лесом…
Через два часа Мидори порылась в сумочке и нашла тампон. Коля смочил его мирамистином и вставил террористу. Террорист лежал без сознания, то ли от ЧМТ, то ли от косплея.
— И все-таки яой — это мерзко, — сказала Елена, снимая перчатки и нюхая руки.
— Если помните, у нас японский унитаз, — ответил Нестеренко. — Можете сходить… Поплакать…
— Ватащи
[103]… попракати тодзе… — смущенно сказала Мидори.
Елена убежала в туалет.
— Егор, надо помочь девушке поплакать, — оживился Сергеич. — Если мы вдвоем будем помогать девушке поплакать, это ведь не измена, правда?
— Сережа, я устал от твоих эротических фантазий. Пошли мыться! — Егор схватил бойфренда за ухо и повел в душ. Там уже мылись братья, и они долго целовались вчетвером. К ним присоединился Нестеренко, ворча что-то по поводу расхода воды. Колю одновременно ласкали четыре мужика, ему уже казалось, что он в раю.
— Мальчики, я так вас всех люблю! Но Димочку, конечно, больше всех! — мурлыкал он.
— Димочке скоро пиздец, — тихо сказал Нестеренко. — Ебись, пока молодой.
— Дима, в чем дело? — разом помрачнели братья.
— Ладно, не важно, — кацап завернулся в полотенце и вышел. — Нахуй всё!
Братья выбежали за ним.
— Дима, в чем дело? — спросил Коля.
— Меня снова уволили. Простите, мальчики, я не смогу вас содержать. Мне очень жаль. Вы ни в чем не виноваты.
— Я как бы тоже не безрукий, — сказал Дмитро. — Я строитель, если ты не в курсе.
— Прости, малыш, я хочу побыть один, — Нестеренко ушел в спальню.
Коля постучал в дверь:
— Не думай, что я такое бесполезное говно. Я буду зарабатывать в гей-чатах.
— Дмытро, уведи Мыколу, пока я ему не уебал! — взвыл Нестеренко. — Это из-за вашей ебучей трансляции меня выперли!
— Йес! — воскликнул Коля, сжав кулачки. — Димочка, спасибо! Ты лучший! Я буду охотиться! Скоро весна, вырастет черемша, крапива, щавель! Мы с Димой разведем огород! Я буду собирать грибы! С голоду не помрем!
— Советую разводить сразу галлюциногенные, — влез Егор. — Больше бабок подымете…
— Дима! — постучал Сергеич. — Кагбе поверь мне: я ни разу в жизни не нуждался в деньгах благодаря папе. Но когда мы с Егором потратили последнее и он полез искать мелочь под автоматом с газировкой, потому что у него руки тоньше… Ты знаешь, я ощутил настоящее освобождение. Это чувство ничем не передать. У меня не было денег, но Егорка все равно был со мной. Вот это, я считаю, самое дорогое в жизни.
— Да куда бы я делся, нам же вылетать надо было через день, — пробурчал Егор.
— Да блядь, идиот, я хотел сказать не то, что ты со мной из-за денег, а то, как мне важно, что мы вместе… Иди на хуй, короче, если не понимаешь!
— Лучше ты ко мне.
— А если пойду? — Сергеич положил его руку на свою задницу.
Егор собрался с силами, поднял Сергеича и донес до дивана. Он думал, что сдохнет за эти долгие двадцать шагов. В глазах порхали синие, красные и зеленые мушки. Он сомневался, что после этого у него вообще встанет. Скорее, вылезет грыжа.
— Малыш, я в курсе, что я жирный, — сказал Сергеич. — Посиди отдохни.
Елена и Мидори в это время обсуждали достоинства унитаза. Мидори даже показала Елене свою пизду — против ожиданий, гладко побритую.
— Вообще-то, я замужем, — сказала Елена и сходила за кошачьей лапой.
Мидори помыла кошачью лапу и устроилась на унитазе. Елена присела на корточки, чтобы все как следует рассмотреть.
— Милая! — крикнул снаружи Валера. — Угадай, кто меня привез?
Елена выбежала в кухню. Там стоял ее пьяный муж, держа за рукав автослесаря-лоликонщика.
— Привет, огурцеёб, — обратился Валера к Егору. — У меня вопрос: почему меня никуда не приглашают? Я бы этому говнососу полено вставил!
Валера покосился на бесчувственного Артёма. Тот лежал без сознания, спал или притворялся — это сложно было понять.
— Ты натурал, тебе вредно такое смотреть! — Елена накинула плед на изорванный зад программиста.
— С вами тут останешься натуралом, — обиделся Валера. — Так а где японка?
— В туалете, — объяснила Елена. — Надо подождать.
Мидори с кошачьей лапой вышла минут через десять.
— Ну? — Валера ткнул автослесаря в спину.
— Да ну, я стесняюсь, — Петр отвернулся.
— Ну! — крикнула Елена и тоже ткнула его в спину.
Петя достал из кармана бархатную коробочку и встал на одно колено.
Мидори попятилась.
— Мидори-сан! — начал автослесарь.
— Я да, я да! — замахала руками японка.
— Вам помочь? — спросил Сергеич.
— Я сам, — автослесарь начал что-то говорить по-японски.
— У нас был запасной вариант, — объяснила Елена охуевшему от этой сцены Егору.
Сергеич уже устал расписывать Мидори все достоинства сильного русского бритоголового мужчины, которого она чисто случайно приняла за скинхеда. Правда, в юности Петр действительно был скинхедом. Сергеич намекнул, что у Петра хорошая московская зарплата и трехкомнатная квартира, которая намного больше ее конуры. Мидори упрямилась и отвечала, что ей не нравятся натуралы. А на стильного бисёнена
[104] автослесарь никак не тянет.
