Вот и все. Никаких подробностей. Только мокрые колени (а может, локти). Ясно без слов. Любовь в чистом виде.
Как они познакомились? Какой-то приятель подвел к Сергею Асю. Она была высокая. Под ключицами лежали тени. Все.
Я сразу представила себе лето. Жару. Высокую девушку в сарафане, который открывает шею и ключицы.
Тени под ключицами я себе не представляю, но именно эта деталь дает ощущение прохлады и волшебства.
Так же, как у Окуджавы, «ель, моя ель — уходящий олень…». Поэзия и паутинная вязь непонятно чего.
Когда присутствует «непонятно что», включается воображение. Все это так далеко от соцреализма.
Довлатов — стилист. Однажды я прочитала у него: «Шагал, который жил в Харькове». Я удивилась. Все знают, что Шагал жил в Витебске. И Довлатов это знал, разумеется. Потом я поняла (или где-то прочитала), он не мог ставить рядом две буквы «в». «В Витебске». Это неудобно произносить. Лучше пожертвовать истиной, чем чистотой стиля. Поэтому вместо Витебска возник Харьков.
Вернемся к Асе.
Сергей на ней женился. Красавица и звезда не могла долго терпеть нищету и низкий статус Сергея. Кто он? Никто. Студент, при этом двоечник и прогульщик. Его выгнали из университета.
Ася закрутила роман с Василием Аксеновым. Он был молодым и модным. В те времена вышли его известные повести «Коллеги» и «Звездный билет».
Василий — обаятельный, знаменитый. Сергей не мог с ним конкурировать.
Через много лет я встретила семидесятилетнего Василия Аксенова в Женеве, спросила:
— У тебя был роман с женой Довлатова?
— С Асей? Ну, конечно.
— Она была красивая?
— Высший класс. Голливуд.
— А почему ты на ней не женился?
— У меня уже была Майя…
Этот разговор происходил через сорок лет после события, но Василий помнил эту яркую страницу своей жизни. Такое не забывается.
Итак, у Аксенова в ту пору уже сформировалась главная любовь жизни — Майя Кармен. Получается, что Ася Пекуровская села между двух стульев. Сергей не мог простить измену. Любовь сломалась.
Сергея выгнали из университета за неуспеваемость. Забрили в армию. Он попал в ВОХРу. Стал охранником в тюрьме.
«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи» (Анна Ахматова).
В тюрьме в Сергее проснулся писатель. Он пишет, как это произошло: «Около двенадцати прибежал инструктор Воликов с криком:
— Охрана, в ружье!
Его окружили.
— На питомнике девка кирная лежит, — объяснил инструктор, — может, с высылки забрела.
— Урки, за мной! — крикнул Воликов.
— Люди вы или животные? — произнес Алиханов. — Попретесь целым взводом к этой грязной бабе?!
— Политику не хаваем! — остановил его Фидель (охранник)».
Алиханов (он же Довлатов) не пошел. Потом пошел. Наклонился, содрогаясь от запаха мокрых тряпок, водки и лосьона.
Огромная янтарная брошка царапала ему лицо.
Далее он вернулся в казарму, достал общую тетрадь и записал первую фразу: «Летом так просто казаться влюбленным. Зеленые теплые сумерки бродят под ветками. Они превращают каждое слово в таинственный и смутный знак». Алиханов испытывал тихую радость.
Телесное падение породило в нем взмыв духа.
Довлатов начал записывать свои наблюдения в общую тетрадь.
«Зона» — это разные рассказы, связанные одной темой. Мне кажется, что Сергей Довлатов сам не догадывался, насколько прекрасны эти рассказы.
Я думаю, что мама Сергея Нора Степановна была в ужасе от того, что ее сын попал в зону, пусть даже охранником, но все равно зона — это круги ада. Однако судьба не глупее нас. Именно зона породила большого писателя.
Содержание «Зоны» уникально по материалу. Самое начало творчества, как правило, самое талантливое.
Однажды я сказала Владимиру Войновичу:
— Мне ранний Войнович нравится больше, чем поздний. Рассказы «Расстояние в полкилометра», «Хочу быть честным», «Путем взаимной переписки» интереснее, чем «Малиновый пеликан».
Он ответил:
— Так и Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» был самый талантливый.
Когда писатель только начинает свой путь, его взгляд не замылен писательским и житейским опытом.
Известный в свое время режиссер Анатолий Васильев, который поставил знаменитый спектакль «Взрослая дочь молодого человека», сказал в своем интервью: «Творец должен быть наивным», поскольку каждый опыт — не что иное, как опыт разочарований и грязи. Наивный — значит, молодой, потому что наивный старик смахивает на идиота.
В лагере тоже есть любовь, вернее, ее подобие.
Алиханов (он же Довлатов) и Фидель идут на гауптвахту. Вернее, Фидель ведет Алиханова на гауптвахту. По дороге они решают зайти к «торфушкам» (женщины с торфоразработок). Это были сезонницы, которые жили в бараке за поселком. Довлатов описывает, как они одеты: «Ее малиновые шаровары были заправлены в грубые кирзовые прохаря. На запястье синела пороховая татуировка: „Весь мир — бардак!“ Возникла подруга с бледным и злым лицом. Она была в малиновой лыжной куртке, тесной суконной юбке и домашних шлепанцах.
— Как работаете? — поинтересовался Фидель. — Надеюсь, с огоньком?
— Пускай медведь работает, — ответила Надежда.
— Тяжелее хрена в руки не беру…
Фидель уважительно приподнял брови».
Больше ничего не надо о них говорить. Понятно, что эти женщины опустились на самое дно женской пропасти. В них уже нет ничего романтического. Алиханов не остается. Уходит.
Вспоминает девушку из библиотеки. Библиотека — неподалеку.
Однажды он заглянул в эту библиотеку: «Я подошел к деревянному барьеру. Навстречу мне поднялась тридцатилетняя женщина, в очках, с узким лицом и бледными губами. Женщина взглянула на меня, сняв очки и тотчас коснувшись переносицы».
«Тайга, лагерный поселок, надзиратель. Женщина в очках. Как ее сюда занесло?..
Затем она передвигала стулья. Я встал, чтобы помочь. Тут я случайно коснулся ее руки. Мне показалось, что остановилось сердце. Я с ужасом подумал, что отвык. Просто забыл о вещах, ради которых стоит жить…»
Пусть не сама любовь, напоминание о любви обжигает Алиханова. Он живет в аду, но сердце откликается на все человеческое.
Из зоны Довлатов вернулся готовым писателем, как Лев Толстой из Крыма с «Севастопольскими рассказами».
Ася Пекуровская его не ждет. У нее другая любовь, более престижная. Брак дал трещину.
Пройдет время. Ася уедет в Америку, напишет книгу «Когда случилось петь С. Д. и мне». Сочетание букв СД, так же как сочетание букв СС, напоминает гитлеровские формирования. И засунуть СД в заголовок — крайне безвкусно, тяжело и бездарно.
