– Ты никогда об этом не рассказывала! А почему Дэнчик не похоронил Нелю? – прошептала Аня.
– Почему не рассказывала? Неудобно, вдруг за психов примут, – простодушно призналась Валя. – И почему Дэнчик не похоронил Нелю? То темная история, я сама не все помню уже… Эта же Нелька – детдомовская. Прописана в другом месте, в соседней области. Ее, вернее, ее тело надо было туда везти и там хоронить, причем кто-то нашему дурачку Дэнчику сказал, что Нелю просто под номером похоронят, как бомжиху. Уж не знаю как, но он потребовал, чтобы ее у нас кремировали, в Кострове, а урну себе забрал.
– А почему же он урну на кладбище не отнес? – уже в каком-то отупляющем забытьи спросила Аня.
– Да я тебе говорю – бюрократия! В общем, урна у нас в доме стояла, у него в комнате, сколько лет, и даже еще при Алене, Дэнькиной жене стояла. Ух, Алена бесилась… И я ее понимаю, кстати, каково это – в одной комнате с прахом спать! Говорю, мы не особо об этом распространялись, а то бы его за ку-ку приняли, Дэнчика, но теперь-то что, да и перед кем мне скрываться, тут уж не до тайн мадридского двора, надо брата спасать…
Валя перевела дыхание и продолжила с пылом:
– Ну так вот. Когда Алена от Дэнчика сбежала, мать в шоке совсем была: из-за мертвой ее сын совсем себе жизнь готов сломать! Ну, короче, она урну выкрала и куда-то спрятала. А может, закопала где тайком, на кладбище. Или развеяла Нелькин прах по ветру!
– А Денис что?
– Он чуть мать не убил, вне себя совсем… Он ведь чего урну-то не хоронил – как же она, его Нелечка, где-то там, в мороз и зной, под дождем и снегом, в этой бесприютности лежать будет. Она же при жизни сиротой была, а после – тоже одной в могиле лежать?! Так он рассуждал… Пил потом, когда урна исчезла. Даже когда мать умерла уже, все еще урну продолжал искать.
– А при чем тут Женя?
– Влюбился он в нее, говорит, – с тоской произнесла Валя. – Сам на себя не похож.
– Что же тут плохого? – ласково произнесла Анна и коснулась Валиного плеча. – Это счастье. Может, твой брат свою Нелю совсем забудет, возродится к новой жизни.
– Я уже даже радоваться боюсь! Вот хотела с тобой посоветоваться, ты же Женькина сестра…
Вдруг он с ней несчастен будет? Я этого точно не переживу…
– Валечка, ну что ты за паникерша! Женьку давно надо замуж отдать. Она неплохая, просто неприкаянная. За нее я только счастлива буду, если у них с твоим братом все сладится.
– Но она вроде как ученая, а он…
– И что? Много ли женского счастья от ее учености? И, честно говоря, Женька – страшненькая, только ты ей не передавай, ладно? – понизила голос Анна. – Ну кто ее возьмет вот так просто? Да они идеальная пара, твой брат и она!
– Да? – немного успокоившись, пробормотала Валя. – Ты думаешь?
– Я уверена.
– Ой, Ань… у меня прям камень с сердца. Ладно, ты права. Я не буду им мешать. Тем более Дэнчик прямо весь светится…
– Ну все, Валь, мне некогда. Потом еще поболтаем, ладно?
– Ладно! – просияла Валя. – А это Ларионов был тогда у Женьки, и он тебя искал, я уверена!
– Ой, ты не думай вот за это. Сама разберусь. Да я сама к нему сейчас схожу. Чего спектакли-то играть, поздно уже.
– И правильно. И правильно, Ань! Сходи сама! – обернувшись на ходу, пылко выкрикнула Валя. – Пока, и удачи тебе!
Анна помахала ей рукой и направилась в противоположную сторону. Теперь притворяться не имело смысла, и Анна сморщилась, затрясла головой.
Ей казались отвратительными эти люди: Дэнчик, Валя, мужлан Марат. История о Неле и прахе в урне – вообще неприятна, тошнотворна и страшна, лучше бы не знать ее вовсе.
Но. Но… А что, если у Женьки и вправду вчера ночью был Сергей? Тогда что он там делал? И почему отослал такси? Неужели между ним и кузиной что-то есть?
Анна уже почти бежала. Оказавшись на знакомой улочке, сбавила шаг, постаралась привести дыхание в норму. «А и вправду, зачем прятаться, подстраивать что-то, искать якобы случайной встречи… Пока я так из себя святую невинность строю, Сергей в Женьку успеет влюбиться. Или он это нарочно меня изводит так, словно издалека? Мучает! Типа – я мучился, и ты теперь мучайся! Нет. Нет, я не буду мучиться, я первой к нему приду и загляну ему в глаза…»
Анна подошла к дому, где раньше жил Сергей со своим дядей. Калитка была распахнута… Растрескавшаяся асфальтовая дорожка, сквозь щели пробивалась трава. Вокруг запустение, бурьян. В августе, начале сентября, когда все растения еще сильнее вымахают, тут, наверное, совсем лес будет.
На крыльцо вышла пожилая пара.
– Вы тоже за мебелью? Заходите, еще стулья остались! – приветливо произнесла седая дама.
Анна кивнула, поднялась по ступеням и заглянула внутрь дома.
Пусто, скрипят половицы под ногами, под потолком мечутся тени.
– Есть кто? – звонко произнесла она.
Скрип, шорох, стук деревянной двери… И вдруг на пороге соседней комнаты появился он. Сергей Ларионов.
«Ах», – мысленно произнесла Аня, увидев свою первую любовь.
В этом «ах» – переплеталось множество чувств. Удивление, радость, печаль… Это был тот Сергей и не тот одновременно.
С одной стороны, он действительно серьезно изменился – стал как будто выше, исчезла юношеская неуклюжая худоба. Аня оценила его телосложение: не толстый, не мощный, не плотный, не атлет, не качок… Просто высокий крепкий мужчина. И лицо словно больше, черты лица жестче. Волосы, зачесанные назад, надо лбом все такие же густые. Правда, немного потемнели как будто?.. А вот ресницы и брови светлые. Подбородок все тот же, словно разделенный надвое.
Одет просто – джинсы да футболка, на ногах что-то типа мягких тапочек. Вещи вроде самые обычные, но… явно недешевые. Фактура материалов, их слегка выбеленные цвета, благородная потертость говорили сами за себя. Неброский европейский шик, словом.
– Кого я вижу! – сказал Сергей, усмехнувшись. – Привет, дорогая.
Когда он усмехнулся, показав свои зубы – крупные, с заостренными клыками, – Анна сразу вспомнила о первых своих поцелуях. Наверняка эти губы хорошо помнят Анну.
Она перевела взгляд на руки Сергея.
И эти крупные ладони наверняка тоже помнят, как они обнимали ее!
Память тела – кажется, так называются все эти странные ощущения…
– Привет, – вздохнула Анна. – Услышала, что ты в городе, решила навестить.
– Проходи… Тут теперь, правда, пустовато, но… – Он не договорил, махнул рукой.
И тут Анна окончательно вспомнила, что ее так привлекало и одновременно отталкивало в Сергее. Вот эта внешняя крепость, мужественность, с одной стороны, а с другой – мягкость и… излишняя доброжелательность, подчеркнутая интеллигентность, что ли?
