– Так срочно?
– Да. Надо.
– Может быть, ты передумаешь? – осторожно спросил Сергей.
– Нет, извини, – улыбнулась она.
– А если я попрошу?
– Нет…
«А говорила, что любит. Сочиняла? Зачем тогда она морочила голову Ане, к чему все эти рассказы о неземной любви ко мне?»
– Не уезжай. Я тебя прошу.
– Почему ты меня об этом просишь? – с удивлением спросила Женя. – Что за надобность во мне?
«Сказать, что я слышал ее разговор с сестрой только что? Но это… как-то неправильно!»
Сергею вовсе не льстила влюбленность Жени (если она существовала, эта влюбленность, на самом деле). Скорее наоборот, в первый момент он был неприятно шокирован этим известием. Чужая любовь – как бремя. Вроде и виноват, а вроде и нет. И жалко влюбленного в тебя человека, но что же теперь…
С другой стороны, Женя ничем и никак не выдавала своих чувств. Даже сейчас, когда Сергей просил ее остаться.
– Ты обещала сходить со мной на бал.
– Это так важно? – пробормотала она.
– И ты забыла взять рисунок.
– Да, забыла, – грустно согласилась она.
– Я тебе так неприятен? Почему ты бежишь от меня? – Сергей взял ее за руку.
– С чего ты взял, что от тебя… Я бегу из этого города. – Женя потянула руку назад, но Сергей не отпустил.
Так и сидели.
– Что-то такси долго нет, – прошептала Женя. – Если не приедет сейчас, то я опоздаю на вокзал. Пешком-то точно опоздаю!
– Оно не приедет.
– Как?..
– Я его отослал.
– Но зачем? – с ужасом спросила Женя. – Сережечка, я тебя не понимаю…
Он другой рукой провел по ее щеке. Потом осторожно обнял, положил ее голову себе на плечо. Женя уже не сопротивлялась.
– Не уходи, – прошептал Сергей. – Обещай мне, что никуда не уйдешь.
– Я тебе ничего не буду обещать, – тихонько засмеялась она.
– Ты чертовка… – Он повернул ее лицо к себе, прижался к ее губам. Она издала едва слышный возглас, затем положила руки на его плечи, ответила на поцелуй. Ее пугливость и одновременно горячность растрогали Сергея. Женни вызывала в нем нежность. Кровь бросилась в голову, словно забытье какое-то наступило.
– Что ты делаешь… – беспомощно спросила она.
Сергей целовал Женю, она отвечала – будто бы с удивлением, со все возрастающей страстностью. Какие-то тени мелькали по комнате. «Скрещенья рук, скрещенья ног…»
Она мыском стянула одну кроссовку с ноги, затем другую, обувь со стуком упала на пол.
Сергей пуговицу за пуговицей расстегнул на Жене рубашку. Лифчик – самый простой, из тонкой тряпицы. Сергей провел ладонью по нежной, тонкой ткани. Еще и еще, пока не затвердел сосок под ладонью. И все это время он наблюдал за Женни, смотрел на ее лицо.
Оно было такое… выразительное! Эмоции на ее лице говорили больше всяких слов. Женя была пластилином в его руках: чем сильнее он сжимал ее тело в своих руках, тем мягче и податливее оно становилось.
Все произошло довольно быстро, но у Жени, кажется, даже еще быстрее.
После они лежали, обнявшись, и Женя все еще вздрагивала, щекой прижавшись к груди Сергея.
– Я не нашла… – с недоумением произнесла она.
– Чего ты не нашла, Женни? – добродушно спросил ее Сергей.
– Да вот эти стихи, именно про Женни… Помнишь, ты объяснял мне про какую-то жену Карла Маркса? Про нее я много чего нашла, но вот стихи… Или я что-то не то набирала в поисковой строке?
– Ох ты! – засмеялся он и поцеловал Женю в обнаженное плечо. – Погоди.
Он нашарил свой мобильник, быстро нашел в нем нужную информацию. Читать стихи вслух мужчине – как-то не то, слишком пафосно, поэтому Сергей просто повернул свой мобильный экраном к Жене.
– Вот, читай.
– Надо же. Генрих Гейне, «К Женни», – пробормотала девушка. – «Мне тридцать пять уж стукнуло. Не знаю, шестнадцатый тебе пошел ли год?… Когда гляжу я на тебя, о Женни! Забытый сон в душе моей встает…»
«А ведь и правда есть в этом что-то мистическое. Допустим, мне не тридцать пять, а тридцать семь, но какая разница… Женни тридцать два сейчас, но я помню ее девочкой-школьницей последних классов. Ей тогда было лет шестнадцать-семнадцать! И вот я, взрослый дядька, под сороковник почти, гляжу назад, в прошлое, и вижу там эту милую девчонку… Однако какое смешение прошлого и настоящего, как все запутано!»
Женя протянула руку к экрану, перелистнула страницу. Губы у девушки беззвучно шевелились. В стихотворении говорилось о девице, которая обещала автору стать его женой, ждать его, когда тот вернется к ней, а в итоге вышла замуж за другого. И теперь, глядя на Женни, автор вспоминает свое прошлое. Прошлую свою любовь.
«Но все прошло… Теперь как дуб я крепок, я временем могучим исцелен. Когда гляжу я на тебя, о Женни! В моей душе ты будишь старый сон».
– В моей душе ты будишь старый сон! – тоскливо повторила вслух последнюю строчку стихотворения Женя и откинулась назад, на подушку. Сергей понял ее чувства без слов. – Ты знаешь, Сережечка, теперь эти стихи звучат почти как пророчество… Ты не находишь? – язвительно добавила она.
– Забавно, да. Сам не ожидал. Я же их с тех самых пор, с молодости и не перечитывал.
– Ты бы хотел увидеть Аню?
– Я тебе уже говорил – нет.
– А ты сейчас с ней совсем ненамного разминулся…
– Не надо.
– Зачем все это, ты же ее любишь, ее, а не меня…
– Перестань! – Сергей обнял ее, закрыл рот поцелуем. Ревность Жени вызвала в нем и нежность, и умиление.
– Выключи свет, я боюсь, что кто-то в окно заглянет, – вдруг, отстранившись, попросила она.
– Да поздно уже, кому надо, все увидели, – пошутил Сергей, но все-таки встал и выключил свет. Вернулся на диван, снова обнял Женю и принялся ее целовать. Но она стала его отталкивать. – А давай так… сыграем в одну игру. Представим, что ты меня любишь. И вот я – весь твой. Делай со мной, что хочешь. Вот я. – Он положил ее ладонь на свою грудь, туда, где сердце.
Некоторое время Женя не двигалась, она словно оцепенела. Затем приподнялась на локте, всмотрелась в его лицо. В свете луны, светившей прямо в окно, Женя была на себя не похожа. Или, наоборот, и была самой собой, настоящей?
Она легчайшим движением, кончиками пальцев прикоснулась к его лицу. Провела по лбу, носу, остановилась на губах. Затем скользнула по подбородку. У Сергея возникло ощущение, будто его своими крыльями касается бабочка: было и щекотно, и приятно.
– Когда ты улыбаешься, у тебя на подбородке появляется ложбинка, вот здесь, чувствуешь? – едва слышно произнесла Женя. – А еще, я помню, смотрела на твои губы, и мне хотелось потрогать их. Они твердые или мягкие? Глупо, да?
