– Я слышала, что дела плохи.
– Боб Стэнли застрелился в сарае. Марлен нашла его. Это самый ужасный случай.
– Они потеряли ферму?
– Боб знал, что все к тому и шло. Потому и разнес себе полголовы. Марлен теперь работает в Зебулон-Центре, помощником учителя в начальной школе.
Во рту у меня пересохло. Я глотнула колы.
– Ну а ты как?
– Стройка погубила меня. Та зима, после следствия…
– После слушания. Никого не судили.
– Меня судили.
Мы уставились друг на друга, а потом отвели взгляды.
– Стройка продвигалась медленно, а когда закончилась, пришлось еще потратиться, чтобы взять новых свиноматок. Свой надел я продал, но стоимость земли упала, и вырученных средств не хватило даже погасить кредит на покупку свиней. Просрочил сначала один платеж, потом другой. Хорошо, машину обменяли без доплаты.
– Восьмилетний седан на четырехлетний пикап?
– Выбирать не приходилось. Зато теперь я чувствую облегчение. Да и по стране прокатиться любопытно. Я же нигде не был.
Я беззастенчиво осмотрела его придирчивым взглядом, который со временем приобретают все жены.
– Что-то не вижу облегчения.
Он пожал плечами.
– Как дела у Роуз?
– Мы не очень-то с ней ладили.
Тема была щекотливая, я замолчала. Мы смотрели, как в зал входят две женщины и заказывают по тарелке чили. Наконец Тай заговорил:
– Она продает урожай. Сдает землю. После раздела фермы все долги я взял на себя, потому что стройка шла на моей стороне. У нее все хорошо.
– Только работать на земле некому.
– Земли там много.
– Тысяча акров.
– В общей сложности, да, – кивнул Тай. – Мой отец бы пришел в ужас от такой цифры.
– К западу были фермы и побольше еще в его бытность.
– Знаешь, что он говорил про них? «Места много – толку мало».
Мы неловко рассмеялись.
– Думаешь, развалится? – спросила я.
– Да, – неохотно протянул он. – Роуз клянется сохранить ферму. И похоже, не врет. Расхаживает там, как королева. – Он взглянул на меня. – Ты бы ее видела – она стала как твой отец.
Я вспыхнула.
– Я все знаю, Джинни. Она сама мне про отца рассказала. Всем трезвонит.
Было видно, что он ей не поверил. В кафе вошел мужчина в костюме. Он заказал большой бургер, картошку фри и воду.
Помолчав, Тай продолжил:
– Может, и правду говорит. Но больше любить после этого я ее не стал. Нечего сор из избы выносить, – повысил он голос, будто еле себя сдерживал.
Я хотела кивнуть, но не потому, что была с ним согласна, а потому, что знала, как он все это воспринимает, и понимала, что, как ни старайся, мы никогда не будем с ним на одной стороне. Это разделяло нас больше, чем обстоятельства, прошлое, мечты и стремления. И еще я помнила, что в прошлой жизни Тай всегда ждал от меня согласия, поэтому удержалась и не кивнула.
– Нечего ворошить прошлое, – заявил он. – Я отписал ей все: землю, постройки, свиней, оборудование. Она уверена, что скоро цены пойдут вверх и ферму удастся сохранить. Она, как обычно, все просчитала, но я не в обиде. Я еду в Техас, так что…
Он посмотрел на меня.
– Что? – спросила я.
– Так что мне нужен развод.
Я смотрела на него ошарашенно – замужней женщиной я себя давно уже ощущать перестала.
– Кто знает, – бормотал он, – вдруг в Техасе я найду…
– Хорошо.
– Я раньше никогда…
– Мне все равно.
– Все равно? – Сквозь обычную сдержанность прорвалась обида.
Я посмотрела на него: еще ничего, наверняка найдет себе кого-нибудь.
Помолчав, он сказал:
– Как у вас, женщин, все просто! Помню, мать говорила отцу: «Эрни, чего нет, того нет!» Складывала ладони – разводила, а там пусто. Сколько бы мы ни просили, сколько бы ни мечтали, хлоп – и пусто.
– Хотел бы вернуть меня – приехал бы раньше.
– Ты не представляешь, сколько было забот. На минуту не уехать! Да и из головы все время вылетало… – Он осекся. – Ты же ведь сама меня бросила!
– Оскорбился?
– Вся история какая-то паршивая! – Он опять повысил голос. – Это Роуз! Она втянула тебя… – Его взгляд скользнул по моему лицу. – Я думал, ты раскаешься. Правда верил! Да и теперь…
Я вспыхнула.
– Ты был на стороне Кэролайн! Ты говорил с ней за моей спиной!
Он вздохнул, посмотрел на меня и сказал:
– Я был на стороне фермы, вот и все.
– О чем ты? А тот разговор? Она считала, что ты с ней заодно.
– А что мне было делать? Она сама позвонила! Ну я и сказал всю правду.
– Ты не знал правду!
Он побагровел.
– Правда в том, что устои нарушили! Годами мы жили спокойно – благоденствовали, не грызлись, делали свое дело, конечно, не без ссор, но все было как положено. А потом Роуз начала тянуть на себя, и ты ей поддакивала – и все пошло не так. Да кто она вообще такая, чтоб ломать то, что не ею построено! – Он остановился, поглубже вздохнул и заговорил тише. – За этой землей история не одного поколения! Конечно, были и лишения, и ошибки, но это жизнь. Надо понимать!
– Роуз не просила отца отдать ферму.
– Но стоило ему заикнуться, она первая поддержала. С восторгом…
– Как и ты!
– Я не собирался выживать Ларри! Я только хотел…
Я стукнула по столу. Двое подростков, сидящих за стойкой, обернулись на нас. Тай замолчал. Я тоже молчала, стараясь подобрать правильные слова.
– Было время, я видела в нашей истории то же самое, что и ты, – победительное шествие дедушки Дэвиса, дедушки Кука и отца по покоренной земле. Я помню, как «мы» первыми в округе купили трактор, как «мы» построили большой дом, как «мы» орошали поля с воздуха, как «мы» завели машину, как «мы» осушили угол Мэла, как «мы» собрали сто семьдесят два бушеля с акра. Я помню все это как молитву – или как замужнюю жизнь. Еще бы, такие достижения! Приятно чувствовать свою причастность. А потом я увидела, какое мне в этом «мы» отведено место. Роуз показала. – Тай хотел что-то возразить, но я отмахнулась. – Она показала мне, но я и сама в глубине душе это знала. Ты видишь историю побед, а я вижу насилие. Я вижу, как тот, кто сильнее, берет все что хочет, а потом выгораживает себя. Как заставляет других расплачиваться за свои прихоти, а потом делает вид, что ничего не было. Думаю ли я, что отец бил нас и трахал, потому что сам по себе был таким? – Тай вздрогнул. – Нет. Я думаю, что он просто хорошо усвоил урок, который был частью его наследства – вместе с фермой и желанием делать все как ему хочется, несмотря ни на что: отравлять воду, разрушать почву, покупать гигантскую технику и чувствовать при этом свою правоту! Верить, что «так и положено», как ты сказал.
