Я дошла до деревьев и остановилась в их пятнистой тени. Только тогда я поняла, что все это время ощущала чье-то присутствие – по еле различимому звуку шагов, по внезапно стихшему пению птиц. Увидев мужскую фигуру, шагнувшую к кромке воды, чтобы бросить гость камешков (и даже различив отдаленный всплеск), я отчего-то совершенно не удивилась, узнав Пита, однако из тени выходить не торопилась. Он постоял какое-то время, глядя на воду, развернулся и пошел в мою сторону. Мне захотелось спрятаться.
Но, конечно же, я не стала. Чего я совершенно не умела, так это отказываться от «подарков», которые подбрасывала мне судьба.
Симпатия к Питу, возродившаяся за игровым столом, не успела еще померкнуть и, более того, заставила взглянуть на прошедшие годы по-новому. Поведение Пита с отцом стало казаться более честным по сравнению с молчаливым соглашательством Тая: разрушительным, но недвусмысленным, грубым, но неравнодушным, раздраженным, но не корыстным и даже почти благородным в последние четыре года после признания Роуз. Сам факт, что она рассказала обо всем мужу, говорил о многом.
Заметив меня, Пит приостановился, улыбнулся и двинулся навстречу. Когда он был достаточно близко, я крикнула:
– Отлыниваешь от работы?
– Решил вернуться по другой дороге из Мейсон-Сити, – пояснил он, подходя. – Только самоубийца будет здесь купаться.
Мы развернулись и пошли к моей машине.
– Где твой пикап? Что-то я его не заметила.
– С северной стороны карьера есть старая дорога, по которой раньше вывозили породу. Она уходит прямо в воду.
– Один парень из класса Тая как-то въехал по ней прямо в карьер.
– Да уж, чего туда только не сбрасывали. Это как окна в заброшенных зданиях – так и тянет их разбить.
– Что Роуз сегодня делает?
– Что-то с девочками. Не помню точно. А ты тут какими судьбами? Никогда тебя здесь не видел.
Мне нравилось вот так болтать с Питом, запросто, по-дружески. Дома получалось говорить только о работе и делах.
– Захотелось искупаться. Мне помнилось, что вода здесь чище.
– Бывает и чище, сейчас просто дождями грязи намыло. Но я бы и в чистую не полез – бактерий много. У Джека Стэнли здесь неподалеку загон для откорма скота, все сюда стекает, – фыркнул Пит и махнул рукой на северо-запад.
– Старшеклассники здесь купаются.
– Главное – нос зажать.
Я рассмеялась, но, глядя на Пита, вспомнила, что оказалась здесь не случайно. Он тоже был как-то связан с тем, что привело меня сюда, – его имя значилось в документах, привезенных Кеном Лассалем. Я почувствовала, как изнуряющий стыд возвращается, вытесняя мимолетное облегчение. И жизнь, затянутая в узел, показалась уже не крепким канатом, а тонкой нитью. Даже если я промолчу об иске, непринужденность все равно не вернется, а потому я сказала:
– Я сбежала от мыслей об иске.
– Что?
– Кэролайн… то есть папа подал на нас иск, чтобы вернуть себе ферму. Ну ты помнишь, оговорка о «неэффективном управлении или злоупотреблениях».
– Вот как? – проговорил он рассеянно. Казалось, его эта новость совсем не тронула. Мы прошли мимо моей машины и повернули на запад к южной оконечности карьера.
– Это меня взбесило, прямо в жар бросило. Не могла усидеть дома.
Пит промолчал, мы шагали по тропинке вдоль сетчатого забора. Вьюнки сменились физалисом и зацветающим молочаем.
– Поверить не могу, что все так обернулось. Конечно, папина идея у меня с самого начала восторга не вызвала, но такого я и предположить не могла.
Пит опять не ответил, мы все шли. Тень кончилась. Я остановилась, чтобы стереть пот со лба краем рубашки. Когда нагнала Пита, он спросил:
– Джинни, как ты думаешь, чего хочет Роуз?
– Не знаю, – пробормотала я (вообще я, конечно, знала; была уверена, что знаю, пока Пит не задал этот вопрос). – Долю собственности. Жизнь, которую она может назвать своей. И чтобы с девочками все было хорошо.
– А чего хочешь ты? Ты старшая, но Роуз мне всегда казалась старше.
– Я хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Все эти муки.
– Вот как?
Тропинка сузилась, Пит пошел первым, вышагивая ковбойскими сапогами – он всегда их надевал, уезжая с фермы. У него таких было две или три пары. За счет каблука ноги казались длиннее, да и фигура у него не такая расплывшаяся, как у моего мужа, хоть и не без животика. Когда идти стало свободней, я нагнала Пита.
– Почему ты спросил?
Он посмотрел на меня рассеянно, будто не понимал, откуда я взялась.
– Пит? Почему ты спросил про Роуз? Она всегда прямолинейна в своих желаниях.
– Да?
Непринужденность исчезла. Я промолчала. Он посмотрел на меня и двинулся дальше. Шагал он быстро, мы подходили к юго-западному углу карьера, где над водой поднималась какая-то ржавая железяка, похожая на борону. Пит остановился, подобрал пару камешков и запустил их, попав по торчащему из воды зубу. Раздался тревожный металлический звон. Я дошла до растущих невдалеке деревьев, а потом вернулась. Пит стоял у самой кромки воды. Я решила сказать, что мне пора в магазин. Часы показывали почти три. Тай, придя на обед, уже наверняка нашел бумаги.
– Иногда еле сдерживаюсь, чтобы не искалечить кого-нибудь.
– Вполне понятно, когда чувствуешь, что тебя искалечили.
– Может, ты и права. Когда одна свинья нападает на другую, жертва никогда не дает отпор, но потом обязательно вымещает злобу на том, кто поменьше. Знаешь, что говорит Тай в таких случаях? «Всегда виноват слабый».
Я улыбнулась. Пит смотрел куда-то в сторону. Поднялся ветер, на воде заплясали солнечные блики.
– Пит, ты в порядке? Когда я уезжала с фермы, была уверена, что все наладится. Конечно, не вернется как было, но наладится. Может, в этом и есть смысл. Джесс говорит, что перемены – к лучшему, – проговорила я, стараясь, чтобы последняя фраза прозвучала нейтрально. Хорошо, что я раньше не упомянула Джесса, все-таки надо соблюдать осторожность и не называть его имя слишком часто.
– А-а, Джесс.
– Он тебе не нравится?
– Нет.
Повисла неловкая пауза. Пит смотрел на воду, перекатывая в ладони камешки. Я глядела на крышу своей машины вдалеке, не зная, куда деть руки. Несмотря на мои отчаянные попытки сохранить все в тайне, Пит явно знал про нас с Джессом, а ведь он никогда не отличался наблюдательностью, да и мной мало интересовался. Неужели меня так легко прочитать? Помню, как мама говорила, что Бог видит насквозь каждую душу, словно прозрачный ручей, при этом подразумевалось, что мама видит не хуже. Губы пересохли. Захотелось спросить у Пита напрямую, что он знает и откуда, кто ему сказал: Тай, Роуз, отец или сам Джесс. Ведь лучше выяснить всю правду разом?
