«– Отец сам хотел, чтобы мы подписали бумаги. Мы просто выполнили его желание.
– Ты могла бы открыть дверь и войти. Не важно, что он закрыл (захлопнул!) ее?
– Лично мне не нужна ферма, но другим нужна, да и к тому же, это была папина идея.
– Не можем же мы следить за ним постоянно. У него есть права и две машины.
– Его жизнь изменилась, так что поначалу неизбежно будут притирки.
– Мы должны доверять друг другу, а не грызться».
– Ты мясо нести собираешься? Все заждались.
Я вздрогнула. Джесс Кларк стоял в дверях кухни и улыбался.
– Прости, задумалась.
– Пойдем в гостиную. Ты ахнешь.
– Включили? Стало прохладнее?
– Ну уж точно гораздо лучше, чем здесь.
Когда я проходила мимо Джесса, он придержал меня за руку.
– Запомни этот день, – проговорила я. – Сегодня случилось то, чего я больше всего боялась.
Он посмотрел на меня с искренним удивлением.
– Долго объяснять. Просто запомни, что я предвидела это.
– Как скажешь, – кивнул он.
В гостиной действительно стало прохладней – и темней из-за задернутых штор. Когда я вошла, меня встретили радостные лица. Избавленные от гнетущей жары, все принялись за еду с аппетитом и необычным оживлением. Пит смеялся, шутил и дурачился, казалось, специально перед Джессом. Тай, принявший на себя роль радушного хозяина, предлагал всем добавку и поддразнивал Пэмми и Линду, которые сметали все с тарелок. Роуз же смеялась и болтала не меньше мужа и ела не меньше дочек. К счастью, моей озабоченности никто не заметил, не поглядывал с досадой и не пытался докопаться до причин. Все были увлечены ужином и беседой. К десяти еще никто даже не думал подниматься из-за стола. Я не могла оторвать взгляда от Джесса. Он сидел во главе стола, красивый и энергичный, и явно наслаждался вечером. И я наслаждалась, но с горечью понимала, что без него нам бы никогда не было так хорошо, а вот ему без нас – вполне. Уедет он, и от этого веселья ничего не останется.
В воскресенье после церкви мы собрались у папы на традиционный обед в честь Дня отца. На этот раз во главе стола восседал папа и явно не наслаждался ни едой, ни нашим обществом. Перед ним на белой крахмальной скатерти возвышалась корона из свиной корейки (купленной мною в отделе готовых свежезамороженных продуктов), запеченная картошка, маринованные овощи и большое блюдо с тушеным горошком со своего огорода. Пэмми и Линда пихали друг друга под столом, Пит в очередной раз ушел на кухню за бутылкой пива (я слышала, как хлопнула дверца холодильника).
– Давай я, папа, – предложила Роуз. – Надо просто прорезать сверху вниз между костей.
– Сам знаю.
– Знаю, что знаешь.
– Вот и не лезь ко мне.
– Я не… – начала было Роуз, но осеклась, заметив мой взгляд.
– Аппетитная картошечка, – вставил Тай, а Линда с неприязнью спросила:
– Что в ней за ветки?
– Это розмарин. Пряность такая. Вкусная, – ответила я.
– Джинни опять вычитала новый рецепт в журнале, – хмыкнул Тай.
– Это мамин рецепт, – вступилась Роуз. – Я помню. Розмарин – название такое приметное. И с мясом он хорош.
Повисло гнетущее молчание. Приходилось усилием воли удерживать себя на месте, как магнитом поворачивая стрелку компаса в обратном направлении. Хотелось встать и уйти, если уж не совсем, то хотя бы на пару минут в кухню или в ванную, чтобы умыться.
Гнетущая атмосфера за столом не была чем-то новым, но в тот раз я впервые так остро чувствовала ее. Раньше я бы списала все на жару, на усталость от готовки или на ругань Пита с отцом или Роуз, которая часто бывала не в духе. Перетерпела бы как неизбежное зло и, вернувшись домой, была бы рада услышать от Тая: «Все прошло нормально. Еда получилась отличная, а это самое главное». Я бы отнеслась ко всему происходящему как нормальный фермер: учла бы ошибки и просчеты на будущее и смирилась бы с ними в прошлом. В конце концов, такие обеды случаются всего три раза в год (на Пасху мы ходим на церковный ужин).
Но теперь я вдруг осознала, что виноваты не какие-то внешние обстоятельства, а все мы, уткнувшиеся в тарелки и быстро поглощающие еду, потому что больше нам за столом делать нечего.
– В Стори буря побила всю кукурузу, – заявил отец.
Сильная гроза с крупным градом началась после обеда. Фронт сначала прошел в одну сторону, потом развернулся и через четыре часа прошел обратно, с северо-востока. Нас, к счастью, не зацепил, мы видели только всполохи молний на юге. Это было в среду. Мы с Роуз переглянулись.
– Вот вы не хотите страховать урожай от града, – вставил Тай, – а другие сейчас локти кусают.
– Ко всему не подготовишься, – возразил Пит. – В газете написали, что никто не ждал такой мощной грозы.
Отец отложил кость, вытер руки об салфетку и отчеканил:
– Даже обычная гроза с градом может нанести большой урон.
Пит покраснел.
– Что ты делал в Стори, папа? – спросила Роуз.
Отец даже не посмотрел на нее. Молча положил себе картошки, маринованных огурцов с перцем и кусок мяса.
– Ты ездил в четверг? Сразу после грозы?
– Нет такого закона, который запрещает прокатиться в свое удовольствие, – огрызнулся отец.
– Учитывая дефицит бензина, скоро будет, – парировала Роуз.
– А пока нет, – отрезал отец, с ненавистью зыркнув на нее.
– Надо экономить, – вступил Пит. – Скоро конец месяца, а Джимми Картер так и не разобрался с бастующими дальнобойщиками. Можно, конечно, ездить на спирте, тогда нет проблем.
– Мы не будем ездить на спирте, – отрезал отец, считая, что за ним все еще оставалось право последнего слова.
– Ты был в Де-Мойне? – поинтересовалась я.
– Если и был, то что? – рявкнул он, теперь с ненавистью уставившись на меня, словно хотел испепелить взглядом.
Я не нашлась, что ответить. А что, если он был? Что?
– Кэролайн спрашивала, вот что, – бросила Роуз.
– Не лезьте не в свое дело!
Его бесило, что мы обсуждаем его за спиной.
– Просто она волнуется, – попыталась объяснить я.
– Я же вроде не сказал, что ездил в Де-Мойн?
– Нет, не сказал.
– Ну и все, – бросил он и положил себе горошка.
Перед сном, раздеваясь, Тай заявил, что мы с Роуз совершенно не понимаем своего отца. Я меняла постельное белье, поэтому вместо ответа попросила его помочь расстелить простыню. Он с готовностью подхватил полотнище, подоткнул под матрас и разгладил складки. Я наблюдала за ним. Плечи у него широкие и мускулистые, чуть выше локтя проходила граница загара, запястья по толщине не уступали предплечьям, волосы на руках выгорели от солнца. Заметив мой взгляд, муж улыбнулся.
